Мужчина еще больше побледнел, а глаза потемнели настолько, что теперь казались почти черно-синими. Ноздри скульптурно вылепленного носа раздувались, а губы сжались в одну белую полоску.
— Кто, Агафью Платоновну отравил, мне не ведомо. Возможно, что и жена моя на такое осмелилась... Тут я вам, хозяйка не подсказчик. А лопатой дверь у бани, я подпер. За это готов понести наказание. Напрасно господин, начальник полиции уехали, сразу меня арестовать надо было, — сказал мужчина глухим басом и твердо посмотрел на меня, решительно вздернув квадратный подбородок с ямочкой посредине.
Такого ответа я не ожидала. Вот так все просто?
Дверь вдруг распахнулась широко, грохнулась о стену, задрожала, словно сильно ушиблась и заскрипев вновь захлопнулась. В кабинет влетела горничная Юленька. Глаза отвагой пылают, личико все кривится от сдерживаемых рыданий.
— Не верте ему, Эмма Платоновна! Это я дверь подперла! Хотела, что бы ведьма сгорела! — голос девушки визжал истерическими нотками.
Уже через минуту, она завыла протяжно. Личико покраснело, остренький носик распух, а русая коса расплелась.К девушке кинулся Степан, он бережно ее обнял, большая ладонь гладила распущенные, встрепанные волосы, он что-то ласково бормотал ей на ухо, но Юленька упрямо мотала головой, не желая слушать своего утешителя.
Так продолжалось несколько минут, пока мне не надоело слушать истерические завывания.
— Прекратить! — мой голос звонкий и сильный, заглушил рыдания Юленьки. Она вздрогнула, посмотрела на меня мутно-голубыми глазами из опухших, красных век и с размаха шлепнулась на кожаный диван.
— Эмма Платоновна, это я дверь...
— Нет! — гневно зарокотал бас Степана. — Это я, Эмма Платоновна, дверь подпер! Меня и в тюрьму отправить надо!
Они наверное долго собирались перепираться, но меня посетила мудрая мысль.
— А, покажите мне свои руки! Ну, смелее, смелее! — подбадривала я, влюбленную парочку.
Но, руки показывать они не спешили. У Степана, желваки заиграли на скулах, а девушка вдруг примолкла.
— Руки! — пришлось повысить мне голос.
Вздохнув, Степан выставил вперед большие и красивые кисти рук. Они были немного испачканы в саже, но кожа на них была не повреждена.
Дрожащие ручки Юленьки были опухшими и покрытыми красными, яркими пятнами.
— Крапива, травушка злая. Не травушка, а собака кусачая. Да, Юленька?
Девушка гордо выпрямилась, усмехнулась устало.
— Ваша, правда Эмма Платоновна. Крапива жалит больно, следы оставляет долго. Я лопату из ее зарослей достала, дверь в бане подперла. Злость на Катерину Васильевну, у меня в сердце бушевала. А потом опомнилась, про вас вспомнила... Не заслуживали вы такой смерти. Лопату убрала, вы мне в руки и повалились. Огонь внутри уже бушевал, а я вас оттащить подальше смогла. Хорошо, что вы Эмма Платоновна, весите не больше, чем гусыня у моей матушки, — девушка вдруг улыбнулась, на круглых щеках на мгновение показались задорные ямочки.
— Гусыня? Ну, спасибо за такой комплимент, — пробормотала я, а сама между тем думала, как мне поступить в такой ситуации.
Посмотрела на Агафью Платоновну, кивнула ей головой, мол подскажи мне дорогая тетушка, как тут быть?
Женщина на портрете, медленно провела рукой по белокурым волосам, приглаживая непослушные локоны. Черные, бархатные глаза смотрели устало и задумчиво. Вымученная улыбка тронула тенью, кончики пухлых губ. Они дрогнули, сложились в трубочку и сильно дунули на парочку, которая обнявшись сидела на диване, словно хотели сдуть Степана и Юленьку прочь отсюда.
Я поняла посыл Агафьи Платоновны.
— Получается, ты меня спасла? — сурово обратилась к девушке. — За спасение награда полагается. Екатерину Васильевну, нужно похоронить. Этим, ты займешься Степан. Поминок устраивать не будем, знаем уже чем они закончиться могут. Жалованье я вам выплачу, еще сверху денег положу. Думаю, что на домик небольшой в деревне, вам вполне хватит. После похорон, вы грузите в старенький мобиль Екатерины Васильевны, все нажитое имущество, которое захотите забрать и покините"Сладкие Хрящики". Это все!
Я с силой хлопнула ладонью по столу, словно поставила печать на зеленом сукне.
Парочка несколько секунд сидела не шелохнувшись. Затем, словно опомнившись они переглянулись и начали меня благодарить. Но, я решительно оборвала их горячие речи.
— Некогда нам, время тратить. Ты лучше, Степан похоронами займись.
Мужчина посмотрел на меня мельком, пытаясь скрыть лазоревые слезы в синих глазах. Смущенно, хмыкнул.