Темные, бархатистые глаза смотрели на меня с дикой ненавистью. Иссиня-черные волосы уже не лежали идеальными волнами на смуглом, блестящем от капелек пота лбу. У мужчины был такой вид, что еще секунда и он бросится на меня, сминая и вгрызаясь мне в горло желтоватыми, крупными зубами, которые щерились в недоброй улыбке.
— А-а-а, мой давний знакомый! Мой мохнатый красавчик! — протянула я с насмешкой, а сама в это время задвинула почти спящую Лизу себе за спину. — Я вижу, что вожак табора из тебя не получился. Карьера не задалась у колченого и глупого барашка. Теперь ты держишь кондитерскую и продолжаешь воровать маленьких девочек? — мой голос хоть и звучал насмешливо, но мне было по настоящему страшно. Сколько времени понадобится Загряжскому и полиции, чтобы добраться сюда?
Бывший цыганский барон заскрипел зубами, но смог удержать себя в узде. Видимо прошедший год не прошел для него даром. Он научился контролировать свои эмоции.
— На твоем месте, надо молчать или умолять меня не делать больно тебе и этой строптивой девчонке. Может быть ты ослепла со страху и не видишь, что оружие теперь не в твоих, а в моих руках? — он громко рассмеялся и потряс тускло сверкнувшим вороненым, длинным стволом большого пистолета. — Если я колченогий, то ты и девчонка сейчас будете мертвыми хромоножками. Сначала прострелю вам ноги, чтобы почувствовали боль, а затем сердце, чтобы заткнулись навеки.
Стиснув зубы и глядя мне в глаза он размахивал пистолетом, словно выбирал удачную цель.
Я постаралась максимально собраться, прикидывая в уме смогу ли выйти в этом поединке победительницей. Слабость и головокружение, такой надежды не давали. Но надо было попытаться.
— Ну, что красотка, готова стать мертвой хромоножкой?
Мне показалось, что сама смерть насмешливо подмигнула, выглянув на секунду из черного и безжалостного дула пистолета. Я невольно закрыла глаза. Прозвучал громкий выстрел.
Я ждала боли, но почувствовала, что чье-то тяжелое тело наваливается на меня каменной глыбой. В то же мгновение послышался другой выстрел, топот ног, ругательства и глухое падение тела. Ну, право слово, не мешок же с картошкой мог сейчас так тяжело и грузно шмякнуться о каменный пол.
— Идиот, ты его прикончил! С кого теперь брать показания? — голос начальника полиции Добужинского, прозвучал резко и сердито, но для меня, как самая нежная музыка.
Я распахнула глаза и постаралась увернуться из-под тяжелого мужского тела, которое закрыло меня собой от смерти.
Взгляд сине-зеленых глаз тускнел и ускользал от меня. Черные ресницы медленно прикрывали их, как вовремя опущенный, театральный занавес. Яркое, красное пятно расползалось, хлюпало из-под светлого меха короткой шубы.
— Загряжский, ты только не умирай! Не смей подыхать, подлец ты этакий! Валериан Антонович, доктор срочно нужен, доктор! — мой голос взвыл тревожной сиреной, заглушая и топот ног и разговоры людей, набившихся в тесное, каменное помещение.
Все пришло в движение, все замелькало, как в фильме при рапидной съемке.
Загряжского осторожно подняли трое крепких полецейских и быстро унесли, скрывшись в мрачной темноте за бронированной дверью.
Спящую Лизу, которая свернулась маленьким, уютным клубком на грязном полосатом матрасе, тоже бережно подняли и стараясь не разбудить, унесли в темноту выхода.
— Ей тоже нужен доктор! — крикнула я вдогонку квадратной спине, в темно-сером мундире.
Попробовала подняться, что бы побежать следом, но охнув плюхнулась обратно на полосатый матрас. Ноги совершенно не ощущались.
— Эмма Платоновна, не беспокойтесь, вашего мужа и вашу дочь сейчас осмотрят наши лучшие врачи. Полицейские мобили быстрые, сирену включат и уже через несколько минут в городе будут. Злодеи то сильно не заморачивались, под самым нашим носом сидели. Если бы не устроенная вами иллюминация, мы бы долго искали их логово. — Добужинский развел руками и извиняще улыбнулся.
Улыбаться в ответ я не спешила.
— Валериан Антонович, вы наверное захотите узнать больше. Составить протокол и взять показания, но давайте договоримся, что все разговыры будут завтра. Сегодня я слишком устала, очень волнуюсь за Лизу и за..., — я запнулась не зная как теперь называть Загряжского. — За мужа, — выдохнула я тихо и с удивлением поняла, произнести два коротких слова было совсем не трудно.
— Ах, Эмма Платоновна, прошу простить меня за промедление. Конечно, сейчас и речи не может быть о протоколах. Давайте я вас домой отвезу. Вам отдохнуть нужно, — голос Добужинского был таким мягким и таким непривычно заботливым, что мне захотелось улыбнуться.