Сжимаю кулаки и ускоряю шаг, завожу руку за спину, проверяя – на месте ли пистолет? А вот и поворот… Карниз на углу в ширину не больше пяти сантиметров. Так мало, так катастрофически мало. Элиот, ты сможешь…
Цепляюсь израненными пальцами за неровность стены и начинаю медленно двигаться по невозможно узкому карнизу. Сейчас всё, что угодно могло нарушить моё такое шаткое равновесие и сбросить вниз: мышечная судорога, отвлечение на что-нибудь, даже простой порыв ветра могли сейчас решить исход войны не в нашу пользу. Я смогу…
Я двигаюсь по узкому выступу самыми маленькими шагами, на которые только способен, чтобы как можно реже и меньше терять точку соприкосновения с холодным камнем. Ещё чуть-чуть, ещё…
- Да! – радостно шепчу я, выйдя на нормальный карниз.
Быстро ступаю, приближаясь к окну. Вот и оно. За стеклом темно, только лишь что-то озаряет пространство неясным светом. Что именно – мне не видно. И не важно. Только бы там не было слишком много охранников, только бы они не поджидали меня, только бы…
Сглатываю и не сильно давлю на стекло, стремясь открыть окно. Ничего не получается. Вновь давлю, итог тот же. Вспоминаю, что окна открываются наружу, пытаюсь подцепить дерево рам, сдирая ногти до мяса, пачкая благородное дерево своей вишнёвой кровью, царапая разломанными ногтевыми пластинами дорогой материал.
- Прошу тебя, прошу тебя… - шепчу и я вновь и вновь, царапаясь в окно, просясь, словно голодный зверь к сытому ужину.
Отчего-то, в голове оживает воспоминание: я сижу в своей комнате, а в окно просится синица. Долго просится, отчаянно. Я игнорирую её потуги часа два, но в итоге моё терпение лопается и я кидаясь к окну, маша на бедную птицу руками, пугая её. Она не боится меня, вообще меня боится. Это меня раздражает и я, ухмыльнувшись, щёлкаю пальцами. Невидимые волшебные силы сбрасывают бедное пернатое с карниза, только пёрышки взлетели…
Теперь я почувствовал себя той самой синицей. В груди что-то защемило от непонятной обиды то ли на самого себя, то ли на судьбу.
«Не важно, как велика твоя подлость или твоё преступление – ты ответишь за неё и непременно всё поймёшь», - всплыли в памяти слова классика, над которыми я так потешался ещё прошлой осенью, сидя на уроке.
- Вот и меня нашла… - шепчу я, припадая лбом к холодному стеклу.
Хочется расплакаться и сдаться. Просто сдаться, сесть на этом самом месте, на этом самом карнизе и дожидаться рассвета. Небо окрасится багрянцем, а земля окрасится алым цветом моей горячей крови. И я бы сдался. Я почти сдался…
- Нет! – кричу, ударяя кулаками в стекло. – Мой друг умирает! Моя семья в опасности! Мои боевые товарищи, мои друзья, доверившиеся мне и пошедшие за мной, в плену, многие ранены! Я должен их спасти! Должен! Должен! – барабаню кулаками в прочное стекло, и вдруг слышится тихий треск.
То ли проникнувшись моей пламенной речью, то ли прогнувшись под ударами моих рук, окно двинулось, одна его часть выехала чуть вперёд, образовывая маленький выступ. Цепляясь не слушающимися пальцами за спасительный кусочек дерева, тяну его на себя. Пальцы вновь и вновь соскальзывают, но окно поддаётся, медленно, но верно раскрывая передо мной свои глазницы.
Всё. Мне в нос ударяет слегка затхлый воздух долго непроветриевамого, а в уши затекает мёртвая тишина, слишком густая и вязкая, после богатой звуками улицы, где сплетались единой симфонией порывы свежего бродяги-ветра и пение далёких ночных птиц.
Глава 25
Глава 25
Спрыгиваю на пол и делаю пару неуверенных шагов. Вот оно, я дошёл...
Мои зрачки освещает искрящийся переливистый свет шара моей силы. Вот он, совсем близко, запертый в стеклянной капсуле, подключённой к десяткам проводам и какому-то массивному аппарату, находящемуся под стеклянным кубом. Вот оно…
Делаю шаг вперёд, тяну руку. Всего лишь каких-то десять метров и война будет выиграна. Всего лишь десять шагов…
Щурюсь, прикрываю глаза рукой, их режет внезапный свет: тусклый, убогий, раздражающий сетчатку. Глаза быстро привыкают и выхватывают из фона помещения фигуры врагов. Вооруженных врагов. Рука моя тянется к пистолету, но застывает в нерешительности. Взгляд фокусируется на мужчине, который сидит в кресле, и, наверное, сидел с самого начала, просто тьма скрыла его от меня. Мужчина ухмыляется, поднимает руки и начинает медленно аплодировать.