Мы с другом пересмотрелись. У нас во взглядах плескалась общая боль и затаенный страх. Как бы там мы себя не вели, что бы не говорили, мы всего лишь дети. Дети, которые оказались на пороге войны и слишком взрослых решений, и поступков. Дети, на плечи которых свалилась тяжкая ноша, от чьих действий, возможно, зависел исход целого мира. Ситуация требовала серьёзных действий и решений, но… что мы можем? Как мы будем собирать народ в бой, не зная, что такое война? Не зная, как сражаться даже за себя, не то что за других… Как мы могли вести за собой, если даже не могли дать себе отчёт в происходящем? Мы понимаем, что творится что-то жуткое, порою, нам даже становится страшно и боязно, но… Но большую часть времени мы относимся к происходящему как к приключению, как к игре. Чёрт! Мне шестнадцать, как можно требовать от меня серьёзных решений и поступков? Как можно требовать от меня идти на войну и побеждать? А Чара…
Скашиваю глаза на не менее растеряно и растрепанного в своих чувствах друга. А что он? Он добрый, милый, честный… Как он пойдёт в бой? Конечно, я видел, тогда, в камере, что он способен на серьёзные и рискованные поступки, но… Но это была камера, это был один враг, а там будет война. Настоящая война, лица которой мы ни разу не видели воочию, лик которой знаком нам только по человеческим фильмам. Там будут сражения и бои, там будут раненые и даже умершие. Там будут совершенно другие законы, которые написаны не нами, играть по которым нужно ещё научиться. Там будет всё по-другому, враги, подло напавшие на нас нелюди, умеют жить боем, умеют убивать после завтрака, обеда и ужина, но мы не умеем. Никто в нашем мире уже много веков не видел войны, так как же они будут драться за жизнь, ни разу не видя смерти? Точнее, смерть они уже видели и это самое печальное… В свои года мне трудно понять, что значит – смерть, но… Но ведь прямо сейчас кто-то умирает. И кто-то не один, десятки, сотни обитателей нашего мира сейчас испускают дух. Почему я так уверен в этом страшном факте? Да потому что обитатели мира людей и технического прогресса любят убивать тех, кто не может дать им отпор… Они любят убивать тех, с кого можно что-то взять. Они любят убивать тех, чьи земли можно занять. Они любят убивать, просто чтобы что-то доказать. Они просто любят убивать…
А мы любим жить. Наш мир светлый и добрый, никто в нём не воюет, не преступает закон, не творит зла. Видимо, пришло время схватки жизни со смертью. Хочется закрыть глаза и проснуться ото всего этого кошмара, потому что я прекрасно знаю, что смерть всегда побеждает. Как бы ты не любил жизнь, как бы не жил правильно и не бежал от костлявой, она тебя найдёт. В конечном итоге, все конечны, все смертны. Жизнь кончается – смерть остаётся. От осознания этого факта хотелось сдаться прямо сейчас, сдаться, не начиная боя. Может быть, враги смогут пощадить нас и наши семьи?
Кому я вру? Кого пытаюсь обмануть? Мы для них – мусор, занимающий богатые территории, и мы подлежим уничтожения. За то недолгое время, что мы жили в их мире, я достаточно хорошо изучил их историю по фильмам и книгам: они всегда кого-то уничтожали ради своего блага. Они всегда уничтожали себе подобных, своих братьев. Глупо было рассчитывать на то, что они пощадят нас.
Но… Как там у них говорится? Добро всегда побеждает зло. Конечно, в их сказках и легендах ведьмы и прочие волшебные обитатели нашего мира – злые герои, но… Но и они, со своими орудиями и ненавистью к природе и не похожим на них – сомнительное добро.
Глава 24
Глава 24
Всё время, пока горизонт не скрылся за махиной горы, я не сводил глаз с неба, в котором поднималось всё выше и выше безразличное солнце, ласкающее своими лучами всех, но не светящее не для кого. По сути, солнцу абсолютно всё равно, кто живёт в его свету и тепле: драконы ли, люди ли, кто-то ещё… Ему всё равно, оно светит только потому, что так было всегда. Оно не светит ни для меня, ни для кого бы то ни было.
Всё время, пока полоска голубеющего неба была открыта моим глазам, я не сводил взгляда с парящего самолёта, что, подобно стервятнику, искал свою жертву. Если до этого Даная война всё же оставалась несколько абстрактной для меня, то сейчас она подошла ко мне вплотную. Подошла со спины, щекоча своим тяжёлым металлическим дыханием затылок, заставляя дрожать и припоминать слова молитв, которых я никогда не знал. Война реальна, она объективно существует для всех, мы же – абстрактны, каждый из нас есть в этом мире лишь субъективно, потому что, не стань ни нас, ни тех, кто нас знал, кто о нас вспомнит, кто впишет наши имена в историю? Едва ли кто-то возьмётся за эту работу. Никому ни до кого нет дела, даже в мирные времена: все улыбаются всем, но за улыбками пустота и холод, во время же войны… Во время войны, едва ли кто-то поступится собой, ради другого.