- Во-первых, - перехватываю руки друга, которыми он машет перед моим лицом, - не паникуй. Во-вторых, потому я и попросил арбалет, из него легче стрелять. В-третьих, как я мог признаться что ты ничего не умеешь? Чара, мы тут, типа, полководцы и идейные вдохновители, как мы можем признаться в собственной беспомощности и боевой несостоятельности?
- Элиот, по-твоему, лучше пусть они узнают об этой нашей несостоятельности на поле боя?
- Чара, - склоняюсь к другу, чтобы другие не слышали, - у нас ещё есть время, чтобы научиться, а, в крайнем случае, если мы очень хорошо себя поставим и зарекомендуем, может быть, нам и не придётся выходить на поле битвы.
- Ты предлагаешь отсиживаться в окопе, пока наши будут сражаться?
- Нет. Я предлагаю учиться, дурья твоя башка. Но, если окажется, что мы необучаемые, придётся подвешивать язык и искать пути иные.
- Ты прирожденный оратор. И чего ты не хотел идти в политику?
- Потому и не хотел. – друг вопросительно поднимает бровь. – Ответственность большая. – вздыхаю и смотрю на бегающий по двору гномов. – Очень большая…
- Когда это ты думал об этом?
- А вот начинаю…
- Элиот, ты и правда меняешься.
- Я тебя сейчас ударю. – прищуриваюсь и кошусь на друга. – А потом отправлю под трибунал.
- Э-э, так нельзя!
- Я – генерал, мне можно.
- Я тоже, вообще-то. – складывает руки на груди.
- Чара, не быть тебе генералом и полководцем. – ухмыляюсь, вставая нос к носу с другом. – А знаешь, почему?
- Почему?
- Потому что ты во всеуслышание признаёшься в своих слабостях. Большие должности и высокие чины не терпят подобного.
- Нет, - качает головой, - ну, точно – прирожденный политик…
Глава 27
Глава 27
С горем пополам мы собрали всё необходимое и двинулись в путь. До последнего я не осознавал, что в эту деревню, вероятнее всего, я больше никогда не вернусь. Да что уж там, я и сейчас не осознавал. Казалось, что мы уходим на весёлую прогулку, товарищеский пикник, но никак в военный поход.
Абрам постарался на славу: у нас была куча провизии, множество разномастных орудий и доспехов, а, главное, повозки и лошади, которые всё это добро тащили. Расстраивало меня только одно – лошади были не стандартные, а гномьи, и размеров они были соответствующих. Так что, несмотря на свою худобу, лезть на такого коня я не решился.
Очередной раз споткнувшись, я покосился на миниатюрных лошадей. А, может быть, выдержать? Проверить или нет?
- Не надо. – шепчет Чара, тяня меня за рукав. – Им и так тяжело. Ты видел, сколько оружия набрали гномы?
- Чара, ты уверен, что ты не умеешь читать мысли?
- Не умею. – улыбается. – Просто, твои мысли написаны на лице и я уже достаточно много лет тебя знаю, чтобы читать их, подобно книге.
- Ах, - вздыхаю, - значит, нельзя мне в плен. С моего лица все наши стратегические тайны прочитают.
- Ох, актёр, актёр… - покачал головой Чара.
- Чёрт! – я очередной раз споткнулся о камень. – Я полководец или кто? Почему я иду пешком? Мне голову беречь нужно! В ней планы гениальные!
- Элиот, а при чём пеший путь к твоей голове? Конечно, ты спотыкаешься, но ты же не падаешь головой об землю?
- Чара, каждый раз, когда я спотыкаюсь, мой мозг встряхивается, ударяется о черепную коробку и становится чуть менее гениальным.
- Элиот, вообще-то, мозг находится в жидкости, которая, подобно подушке, предохраняет его от подобных ударов. К тому же, - хитро улыбается, - чтобы выбить из твоего мозга всю гениальность понадобиться не один прямой и прицельный удар в голову.
- Ну, хоть не сомневаешься в моей гениальности.
- Угу. – кивает. – Что есть гениальность? – спрашивает и тут же сам отвечает. – Гениальность есть – отличительные способности и способ мышления, так что, не могу не согласится, ты такой один и хвала небесам за это. Двух таких земля бы не смогла носить. – уже откровенно ржёт.
- Я тебя… - кричу, пытаясь схватить за воротник, но Чара, взвизгнув, уносится вперёд, обгоняя гномью шеренгу.