- Я не хочу с тобой ругаться. – тихо отвечаю я, стараясь держать себя в руках.
- А стоило бы. – Фредерик разворачивается на диване, поворачивая весь корпус ко мне. – Пора учиться отстаивать свои идеалы, иначе на них так и будут плевать.
- Замолчи! – кричу я, потеряв самообладание и сам пугаясь такого своего поведения. – Замолчи, Фредерик.
- Нет. – отвечает брат, склоняясь ко мне и говоря это прямо мне в лицо. – Этот человек никогда не станет нам родным, просто потому, что ему это не нужно. Роберт, опомнись, неужели ты сам этого не понимаешь? – всплёскивает он руками.
- Если бы мы были ему не нужны, он бы просто прогнал нас. Фредерик, ты оказался не прав в том, что он не захочет нас знать, почему же ты не можешь признать этого?
- Потому, что это – правда. Роберт, мой глупый младший брат, не знаю, в каком там мире ты жил, но он развратил тебя, сделав слепым и глухим!
- Достаточно! – кричу я, чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь или убегу прочь.
- Даже не подумаю. Роберт, учись выживать. Может быть, Элиот и Чара и были отличными родителями и опекунами, но они лишили тебя главного – возможности учиться отвечать за себя и свои поступки.
- Это я не умею отвечать за свои поступки?! Фредерик, что ты себе позволяешь?!
- Я позволяю себе не больше, чем ты сам позволяешь с собой делать. Лучше будет, если я познакомлю тебя с действительностью, которая, порой, бывает очень суровой, чем кто-то другой сделает тебе очень больно.
- Фредерик, такое чувство, что это не меня, а тебя постоянно избивали и унижали одноклассники! Почему ты такой озлобленный на мир? Почему ты не хочешь поверить в то, что люди могут быть искренними и добрыми? Почему ты не можешь поверить в то, что наш отец искренне рад быть нашим отцом?!
- Я не озлоблен на мир, просто, я не строю иллюзий. Знаешь, наверное, это и отличает обителей нашего родного мира от того, в котором рос ты.
- Я не строю иллюзий. Я знаю, что мир может быть очень жестоким.
- Строишь, Роберт, иначе бы ты никогда не поверил в искренность намерений нашего отца.
- Тогда, почему он пригласил нас жить вместе с ним? Почему так тепло себя ведёт с нами? Почему, Фредерик, не можешь ответить?
- Могу. – кивает брат, закидывая ногу на ногу. – Могу, но не буду.
- Почему же? Отвечай, раз взялся учить меня – несмышлёного жизни.
- Ты правда хочешь это слышать?
- Да.
- Хорошо, - кивает брат, - он сам сказал, что ему одиноко, после гибели любимой жены, потому он нас и принял.
- Вот видишь, - перебиваю его я, - мы – одиноки и он одинок, мы станем семьёй, обязательно станем!
- Но он наиграется и бросит нас. – продолжает Фредерик, дождавшись окончания моей тирады. – Пойми, Роберт, дети – это большая ответственность, а дети-оборотни – это ответственность в кубе, никому она не нужна.
- Если следовать твоей логике, то мы должны были погибнуть ещё в раннем детстве, потому что нас никто не должен был принимать к себе.
- Есть люди, которые не боятся брать на себя такую ответственность, но их мало.
- Почему же наш отец не может быть одним из них?
- Потому что за четырнадцать лет, он не попытался нас найти. Роберт, если тебя он найти не мог, в силу того, что ты был в другом мире, то меня мог спокойно, но он этого не сделал. Сам подумай, зачем мы ему теперь?
- Потому что он один. – гну я свою линию. – И мы – одни, мы нужны друг другу. – встаю с дивана. – И мы обязательно станем семьёй.