- Отец… - в который раз предпринимаю я попытку обратиться к родителю, голос начинает дрожать. – Отец, что происходит? Что делаешь? Почему я связан?
Рядом вновь чувствуется шевеление, поворачиваю голову и вижу Фредерика, который лежит рядом на нашей общей большой и шершавой каменой плите. Тело его покрыто какими-то неведомыми символами, нарисованными тёмно-бардовой, почти чёрной краской, а руки связаны и на глазах повязка.
- Отец, - захлёбываясь кислородом, издаю какой-то всхлип, - что ты делаешь? Зачем?
В ответ на мои слова отец молчит и качает головой, улыбается какой-то кривой ухмылкой, которая заставляет меня сжаться, опустить голову, почти касаясь подбородком груди, и поджать обнаженные ноги. Мой опущенный взгляд скользит по собственному телу. На мне сейчас надето одно лишь бельё, а вся моя кожа исписана такими же символами, которые покрывают тело моего брата. В глазах начинают скапливаться жгучие слёзы, я зажмуриваюсь и обжигающая жидкость проливается за край, опаляя щёки и рисуя влажные постыдные дорожки.
- Отец… Отец… - вновь и вновь взываю я к нему, но он остаётся глух ко мне.
Отец подходит к плите со стороны Фредерика и снимает повязку уже с его глаз. В отличии от меня, мой брат не теряется, его глаза не выражают замешательства, наоборот, они жгут. Они жгут нашего отца, пытаясь пронзить его взглядом. Я немного ёрзаю и чуть подползаю ближе к брату, тянясь своими сведенными за спиной руками к нему и касаясь кончиками пальцев родной горячей кожи.
- Не мешай. – сухо бросает мне отец, даже не взглянув в мою сторону.
Он так же берёт моего брата за подбородок и окунает кисть в непонятные «чернила», подносит её к его лицу, касается кожи. Резкое движение, Фредерик дёргается, портя линию, оставляя на своём лице кривую помарку. Глаза отца чернеют от злости, он одним движением опускает моего брата на спину, сжимает его подбородок крепкими пальцами и рисует, рисует… Фредерик сопротивляется, но его попытки даже в начале кажутся бессмысленными и слабыми, а вскоре он и вовсе затихает. Лишь его грудь часто вздымается, обнажая ход рёбер под кожей и заполняя тишину гнетущего помещения тяжёлыми вздохами.
- Чем ты нас напоил? – спрашивает мой брат, когда отец заканчивает рисовать и довольно отстраняется.
- Это уже не важно. – отвечает отец, не смотря на Фредерика, возвращаясь к столику и что-то беря с него.
- Ты пожалеешь об этом… - говорит мой брат. Его тон кажется опавшим и усталым, не внушая трепета, но его глаза…
- А что ты мне сделаешь, сынок? – улыбаясь непривычной гнусной улыбкой, спрашивает отец, подходя к нам.
Я вытягиваю шею и изворачиваю её, чтобы увидеть, что же принёс с собой отец, но предмет надёжно скрыт складками его плаща.
- Я обращусь и растерзаю тебя. – недрогнувшим голосом, отвечает Фредерик. – Ты тоже можешь обращаться зверем, но в таком обличии ты – обычный волк, а я – оборотень.
- Получается, у меня нет шансов? – спрашивает отец.
- Нет. – так же спокойно отвечает Фредерик. – У тебя есть выбор: отпускай нас или от тебя останутся лишь капли крови на этом грязном полу.
- Фредерик… - я в ужасе оглядываюсь на брата, не в силах принять его страшных слов. – Фредерик, что ты такое говоришь?
- Что ты выбираешь? – проигнорировав меня, Фредерик продолжает разговор с отцом.
- Извините, но я… не отпущу вас, вы мне слишком нужны, мои мальчики. – последние слова звучат настолько пропитано леденящим ядом, что я невольно ёжусь.