Пользуясь ослабшей хваткой отца я жадно вдыхаю воздух, слабо пытаясь вырваться, обдирая нежную кожу о грубый камень пола. Фредерик опускается на колени, практически утыкаясь лицом в пол, не отнимая от него рук. Отец возвращает своё внимание ко мне. В его глазах пляшет и набухает что-то такое, что заставляет моё сознание проясниться, а губы начать нервно шептать-умолять отца.
- Отец, прошу тебя, опомнись… Мы же – твои дети! Отец… Отец… - я тяну к нему руку, желая прикоснуться к родному лицу, но он грубо отпихивает мою ладонь и замахивается кинжалом. – Нет… - выдыхаю я, в лёгких резко заканчивается кислород. – Неееет! – уже надрывно кричу я, выгибаясь от боли, когда металлическое жало пронзает моё тело почти насквозь, врываясь в левую часть груди. – Ааа! – мой высокий крик боли отражается от всех стен и вновь возвращается ко мне, врываясь в сознание.
Мои глаза резко распахиваются, когда металлическое жало покидает мою растерзанную плоть. Характерный хлюпающий звук, треск кожи и плоти, мой судорожный выдох и хоровод ужаса, пляшущий в зрачках. Отец замахивается второй раз. Я зажмуриваю глаза, из груди вырывается крик-всхлип, молящий о пощаде, но даже я сам не могу разобрать собственных слов.
Мгновение, мою кожу опаляет болью жало кинжала, я распахиваю мокрые от слёз глаза, ресницы давно слиплись от соли. Я замираю, вжимаясь в пол и забывая, что нужно дышать. Всего мгновение, которое кажется бесконечной вечностью. Рука отца, держащая кинжал, металлическое жало, пронзающее мою грудь и врывающееся в тёплую плоть и фигура моего брата, стремительно двигающаяся к нам.
Рывок, я закрываю глаза, не в силах больше видеть всей этой ужасающей картины. Мой крик вновь отскакивает ото всех стен, когда металлическое жало раздирает моё тело от середины груди и до подмышечной впадины. Рядом какая-то возня, на моё тело то и дело обрушивается удар то ногой, то локтем, то ещё чем-то, я уже не различаю.
Только странный треск материи и кожи заставляет меня открыть мокрые глаза, уперев взгляд в высокий тёмный потолок. Следом слышится низкий вскрик и сдавленный хрип. И снова треск, который рвёт нервы в клочья. Я нахожу в себе силы и скашиваю глаза в сторону звука, поворачиваю голову.
Я вновь давлюсь дыханием. Пробитое лёгкое горит огнём, рот наполняется металлическим и сладким вкусом крови, который кружит голову, но дело не в ней. Дело в Фредерике…
Мой брат сидит на нашем отце, который не шевелится, лёжа на спине и широко раскинув руки в стороны. В моих зрачках отражается блеск окровавленного металла, который запачкан уже не только моей кровью. Мой брат вновь вскидывает руку с оружием и вонзает его в плоть нашего отца и вновь, и вновь…
Я чувствую, как по от моих губ стекает струйка тёплой крови, я слежу остекленевшим взглядом за братом, у меня больше нет сил…
- Рано или поздно, но охотник и зверь всегда меняются местами, запомни это отец. – говорит Фредерик, закрывая остекленевшие и глаза нашего отца, которые устремлены своим уже ничего не выражающим взглядом на моего брата.
Я сажусь, упираясь оцарапанными и грязными ладошками в каменный пол, по моей груди, животу стекают тёмные струйки жизненного сока, которые покидает моё тело и заполняет пробитое лёгкое, мешая делать вдох. В моей голове сейчас ни единой мысли, мои глаза сейчас ничего не выражают, я только слежу взглядом за братом и пытаюсь что-то разглядеть в отце…
- Он больше никогда не причинит нам боли. – говорит Фредерик, поворачиваясь ко мне. – Никогда, Роберт, не бойся. – он вырывает окровавленный клинок из груди нашего отца. Этот звук полощет по моим нервам, словно оточенная бритва.
Я зажмуриваю глаза и сжимаю свои виски ладонями, сдавливая, пытаясь выдавить из своего сознания память о последних событиях. Нет…
- Нет! – надрывно кричу я. – Нет! Нет!
Меня накрывает настоящая истерика. Я кричу, кричу, кричу! По моим щекам соляным потоком льют слёзы, лицо всё перемазано в крови и слюне, дыхание высоко свистит из-за дыры в лёгком, сознание удивительно прозрачно, как никогда…