- Я помогу тебе… - мягко шепчет Инди Фредерику и оборачивается на Дуриана. – Дуриан, дай мне нож.
Но вместо хозяина реагирует Карлион, вздыхая и срываясь в сторону кухни. Быстро вернувшись, он передаёт женщине небольшой кухонный нож.
- Спасибо. - благодарит птицу женщина.
- Может быть, лучше я? – предлагает Дуриан и, не дожидаясь ответа, подходит к супруге и садится рядом, мягко отнимая из её тонких пальчиков нож.
Острый метал легко проник под кожу и вспорол небольшую вену, выпуская на волю тонкую струйку целебной крови. Дуриан сжимает кулак и заносит запястье над шеей Фредерика так, чтобы кровь капала на открытую рану. Ведьминой крови требуется всего пара секунд, чтобы затянуть даже самую страшную и глубокую рану, не оставив и следа.
- С… Спасибо. – удивлённо благодарит Фредерик, смотря на излечившего его мужчину.
- Теперь в тебе есть немного нашей крови. – мягко улыбается Инди.
- Добро пожаловать в семью. – не очень добро обращается к волку Элиот, но от него иного тона и не следует ожидать.
- Теперь мы можем пойти искать Роберта? – аккуратно спрашивает Чара.
- Можем. – кивает Элиот, не дожидаясь согласия других. – И, даже не смей мне говорить, чтобы я не использовал магию! – грозится он Чаре, тряся пальцем перед его носом. – Мы договаривались только на мир людей и технического прогресса!
- Вообще-то, - отвечает Чара, мягко перехватывая руку друга, - таких уточнений в нашем договоре не было, но – хорошо, я не буду говорить тебе об этом.
- Так бы всегда. – прищуривается Элиот, потирая ладони.
Глава 22
Глава 22
Я бегу. Спотыкаюсь, падаю, поднимаюсь на ноги и снова падаю. Мои ноги и руки давно в грязи, мои колени и ладони давно содраны до голого мяса, мои глаза уже не плачут, но вот высохнуть им не удаётся. Дождь льёт стеной, кажется, становясь всё плотнее и плотнее, всё гуще. Лес становится всё более диким, всё более непроходимым. Деревья вытягиваются в небесную махину, подпирая её и насаживая на себя низкие и невидимые грозовые облака, протыкая их и только усугубляя ливень.
Мои волосы давно промокли до состояния капающих сосулек, я откидываю их назад, собирая их трясущейся ладошкой, убирая назад. Но новая незамеченная мной коряга валит меня на землю, ставшую грязной лужей, и скидывает мокрую чёлку на глаза. Я всхлипываю и впиваюсь пальцами в почву, сдираю их о твёрдость древнего корня, обламываю ногти и всхлипываю, всхлипываю, всхлипываю…
Дышать становится всё сложнее: из-за слишком острых эмоций, которые сотрясают судорогами моё тело, из-за ливневых потоков, что затекают в нос, в рот, стекают по горлу, из-за крови, что мерно заполняет моё левое лёгкое, и раны, повредившей его целостность.
Я опускаю голову вниз и упираюсь лбов в дрожащие руки, кровь и слюна капают с моих приоткрытых губ, смешиваясь с дождём и питая холодную землю, обещая родиться новой жизнью. Где-то вдалеке слышны крики промокшей совы, раскаты грома и удары крупных капель о шероховатые стволы вековых сосен. Где-то вдалеке идёт жизнь, а я…
Мои раны уже не болят. Либо холод сковал мои нервы, не пропуская импульсы боли, либо кровопотеря так остро снизила мою чувствительность, а, может быть, я просто привык. Люди ко всему привыкают. Вот только я не человек…
- Я никогда не знал, как умирают волки… - шепчу я холодной земле, вязкой грязи под своими ладонями и падаю ниц, роняя своё лицо в грязную лужу и закрывая глаза.