Потом был завтрак и долгие-долгие разговоры ни о чём и обо всём. На кухню никто не заходил, будто специально оставляя нас одних. Мы давно уже закончили с едой и теперь просто сидели, обнимая ладошками уже пустые чашки, и разговаривая. Её звонкий голос, чёрная рамка волос, голубые глаза и тонкие пальчики, которые так красиво смотрятся на салатно-зелёной чашке. Я не свожу с неё глаз, что-то говорю, смеюсь. Это… Это… Наверное, это и есть счастье.
- Ой, - направляю взгляд в сторону двери, где стоит испуганный Грэди, - извините, я позже зайду. – он собирается уходить, но я окликаю его, останавливая.
- Стой, Грэди.
- Да, Мистер, вам что-то нужно?
- Мне казалось, что мы перешли на «ты»?
- Вы – часть семьи моих хозяев, и правильнее будет обращаться к вам уважительно, но…
- Но не нужно. – перебиваю его я. – Я – Роберт.
- А я – Табита. – Таби машет рукой, Грэди кивает. – Приятно познакомиться, я наслышана о тебе.
- Что же ты могла обо мне слышать? – неподдельно удивляется парнишка.
- А то, - отвечаю за Таби, - что ты спас нам с Фредериком жизнь. И хоть ты и нарушил этим какой-то там закон, но ты всё равно самый лучший управляющий и просто хороший человек. Очень хороший. – встаю и подхожу к нему. – Так что, никаких «мистер», «вы» и прочих высокопарных обращений, я просто Роберт.
- Хорошо, Роберт. – кивает, смущённо улыбается.
- Думаю, Фредерик, да и все остальные меня подержат в этом.
- Да, Фредерик вёл себя со мной удивительно мило, а семейство Болек-Ингрид и вовсе самые лучшие. Иных хозяев было бы стыдно желать.
- Может быть, правильнее говорить – работодателей? Или я чего-то не знаю? – смотрю на Таби. – Здесь разрешено рабство? Всё ещё существует крепостное право?
- Нет. – смеётся Грэди. – Мы вполне себе вольные люди, просто работать можем исключительно на обсуживающих должностях.
- Это неправильно.
- Это правильно. Так надо. Просто, Роберт, ты пока что плохо знаешь это мир и его законы, его историю.
- Нельзя быть вольным наполовину. Если ты вольный, то ты должен быть свободным во всём и быть тем, кем захочешь.
- Я счастлив быть тем, кто я есть. А теперь, можно мне приступить к уборке, если тебе больше ничего не нужно?
- Нет, не нужно.
Мне очень хочется как-то вразумить парня, донести до него, что свобода – это прекрасно, и это совсем не то, что происходит с ним, но я не делаю этого. Какая-то часть меня кричит бунтующим подростком, но другая половина меня говорит, что иногда не нужно пытаться изменить человека, если он сам не желает этого. В конце концов, даже излечение больного пациента от галлюцинаций и заблуждений, в которых он был счастлив – сомнительное добро.
Я просто качаю головой и выхожу, Таби следует за мной, я чуть не врезаюсь в Дуриана, который стоит дверях и которого никто из нас не заметил.
- Ты очень похож на меня, Роберт. – тепло улыбается мужчина.
- Чем же? – удивляюсь я. – К сожалению, мы совсем не общались и не знаем друг друга…
- Ты такой же патологически честный и справедливый. – отвечает за Дуриана Инди, подошедшая к нему сзади. – А ещё ты умеешь ломать устои.
- Инди, ты так говоришь, будто я ломал эти устои один. – говорит дедушка. – Мы делали это вместе, не забывай об этом.