- В твоих устах мои слова звучат просто ужасно.
- Прошу, не перебивай меня.
- Хорошо.
- Фредерик, помнишь, я говорил тебе про то, равноправие и прочее? Про то, что жизнь каждого живого существа одинаково важна?
- Да, помню.
- Я ошибался. – хочу опустить глаза, но держусь. – И из-за этой ошибки я совершил другую, куда более страшную. Фредерик, тогда, когда ты… Когда ты убил нашего отца, ты ведь защищал меня? Не отвечай, я знаю, что это так и было. Ты, наплевав на мораль и на свои чувства бросился защищать меня. Фредерик, едва ли тебе было легко совершать это и едва ли тебе легко с этим жить, но ты сделал это. Сделал, потому что защищал меня. А я не смог этого понять. Я оттолкнул тебя и обвинил, ты прав, я просто не мог многое понять, не мог осмыслить… Но теперь я понял. – делаю шаг к нему, и ещё один, останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки. – Фредерик, мы жили с Табитой в дикой природе пять дней, и это было прекрасно! Но потом… - делаю паузу. – Я вернулся утром, потому что ночью на нас напал оборотень. Он был в обличии зверя, страшный и огромный, хищный… Я не знаю – как, ведь было не полнолуние… Но не важно. Важно, что он напал на нас, он серьёзно ранил Табиту и покалечил меня, когда я пытался защитить её. А потом… Потом я услышал её крик, полный боли, увидел, что он убивает её, и во мне что-то замкнуло. Я обратился зверем, я смог, Фредерик, понимаешь?! Смог, потому что мне было, что защищать. Я боролся с ним, боролся не на жизнь, а на смерть, и – да, я понимал, что только один из нас выйдет живым из этой схватки. Это попирало всю мою чёртову мораль! Но в этом и есть так – скрытая и истинная мораль и духовность, которой раньше я не знал. Он был крупнее меня и сильнее, но я боролся. И я победил. Я впился в его горло, его кровь фонтаном лилась в мой рот, я перегрыз ему глотку, а потом вырвал сердце. Я убил его, убил страшно и жутко, позабыв о том, что его жизнь не менее важна, чем моя или Табитина. И знаешь, почему? Потому что в моменты, когда что-то угрожает нашим близким, всё меняется. Да, в нас всех течёт одинаково алая и одинаково ценная кровь, но, когда кто-то грозится отнять жизнь наших близких, наших родных, его жизнь обесценивается до нуля. И это не плохо и не низко, это – правильно, потому что каждый хочет спасти тех, в ком сокрыта частица его сердца, и защитить свою стаю. Поэтому, Фредерик, я прошу у тебя прощения. Ты ни в чём не виноват – виноват я. Я обвинил тебя в том, что ты защищал меня, вместо того, чтобы сказать «спасибо». Фредерик, Элиот, Чара, Дуриан, Инди и все остальные – моя семья, но и ты – моя семья. Мой дом там, где вы. Мой сердце там, где вы. Так долго я был глупым и слепым, не видя и не осознавая то, как мне повезло. Фредерик, мой любимый и родной брат, - слова идут из самой глубины моей души, я опускаюсь перед ним на колени, - прости меня, прости, если сможешь. Я прошу твоего прощения.
Наконец-то напускная маска сегодняшнего вечера трескается и я вижу истинное лицо своего брата – родное, любимое, немного испуганное и по-детски удивленное. Я стою на коленях и снизу смотрю в его серо-голубые глаза, такие же, как у меня.
- Ты – герой, а я был глупцом и слепцом. Я прошу твоего прощения, мой дорогой брат. – склоняюсь и обнимаю его за ноги, тычась носом в его ботинки.
Пара секунд тишины, в которой я продолжаю жаться к ногам брата, мерные, но надрывные стуки моего сердца.
- Роберт, - голос брата вздрагивает и срывается, - ты… ты… О, небеса, встань! – он пытается взять меня за плечи, поднять, но руки его не слушаются и дрожат от эмоций. Точно такие же чувства сейчас захлёстывают и меня. – Встань! – требует он, но по тон скорее просит.
Мотаю головой, сильнее цепляясь за его ноги. Миг и он падает на колени рядом со мной, его острые коленки гулко ударяются о пол. Я улыбаюсь, хоть из глаз и рвутся слёзы.
Всё-таки ухватившись за мою кофту, Фредерик поднимает меня и обнимает, так прижимает к себе, что у меня дыхание спирает, но лучше я сейчас умру от удушья, чем попрошу его отпустить меня.