- Друзья нужны всем. – говорит Чара, укоризненно смотря на друга. – Или, скажешь, что тебе плохо от того, что я всегда рядом?
- Кстати, - говорю я, откидывая промокшие от пакета пряди, - за это меня били на прошлой неделе.
- За что «за это»? – не понимает Элиот.
- За то, что меня воспитывают два отца.
- О, небеса, - Элиот закатывает глаза, - а говорят-то как, говорят: «демократичная Америка терпима ко всем».
- Может быть… - поджимаю губы. – Видно, я настолько «не такой», что меня можно быть даже за то, что, в принципе, является нормой. На самом деле, едва ли дело в вас…
- Не бери в голову. – говорит Чара, улыбаясь и беря меня за плечи. – Это всего лишь горстка озлобленных детей, у которых мозг не поспевает за гормонами.
- Спасибо. – слабо улыбаюсь. – Но… Но едва ли все могут быть такими плохими. Я просто не понимаю, почему вы не оформите мне домашнее обучение? Так было бы проще для всех.
- Роберт, - говорит Элиот, подходя и становясь передо мной, - разве, если ты будешь сидеть в четырёх стенах, тебе будет проще? Рано или поздно, но тебе придётся выйти в общество, а… - он делает паузу, подбирая слова. – Лучше, если ты будешь к этому готов.
- А я согласен с Робертом. – говорит Чара. – В чём смысл школы, если кроме синяков и выговоров она ничего Роберту не даёт?
- Чара, если ты так думаешь, просто представь себе картину: Роберт всю свою жизнь провёл под нашим крылом, сидя в четырёх стенах, но вот… нас не стало. Чара, ему придётся жить…
- Жаль, что человека, перед тем, как он рождается, не спрашивают: хочет ли он этого. – говорю я, перебивая «родителя», разворачиваюсь и иду в сторону выхода.
- Не говори так. – говорит Чара.
- Да как ты можешь так говорить? – говорит Элиот, догоняя меня. – Как может не нравиться жить?
- А ты поживи в моей шкуре, тогда поймёшь. – отвечаю я, пожимая губы и дёргая плечом, скидывая ладонь «отца».
Я недаром использую именно понятие «шкура», говоря о себе, потому что, раз в месяц, моя человеческая кожа сменяется шкурой зверя, а людское сознание теснят животные инстинкты.
- Брось, - улыбается Чара, нагоняя меня, - ты так говоришь, будто хуже твоей участи и не бывает.
- А вы можете привести пример? – оборачиваюсь на «родителей». – Не думаю…
Отворачиваюсь и ускоряю шаг, чтобы как можно быстрее достигнуть дверей ненавистного заведения и покинуть его навсегда.
- Смотри, куда прёшься! – грубо окрикивает меня какой-то парень, в которого я нечаянно врезаюсь.
- Извини… - шепчу я, даже не поднимая головы.
- Тебе повезло, что я тороплюсь… - угрожающе говорит парень, склоняясь к моему лицу.
«Угроза» проходит мимо и стремительно удаляется.
- Торопиться и обижать людей бывает очень вредно… - как бы невзначай говорит Элиот, провожая взглядом парня.
- Спасибо за заботу. – иронично отвечает парень, продолжая путь.
«Отец» качает головой, поднимает руку и щёлкает пальцами, после чего резко дёргает рукой. Парень, в которого я влетел, тот час заплетается в собственных ногах и обрушивается всем своим ростом и весом на пол, разрывая тишину коридора грохотом.
- Элиот… - укоризненно говорит Чара, смотря на друга. – Сколько раз я тебя просил?
- Если ты такой мягкий, это вовсе не значит, что все должны быть такими всепрощающими. – отвечает второй «отец».
- Вот тебе, - говорю, обращаясь к Элиоту, - повезло. Ты одним щелчком пальцев можешь уложить недоброжелателя на лопатки…
- А могу обратить горсткой пепла. – гордо подхватывает он. – И что?
- И то… - вздыхаю я. – Я не могу творить подобное…
- Но ты можешь давать сдачу по-человечески. – подмигивает Элиот, обнимая меня за плечи.
- Элиот… - передёргиваю плечами, сбрасывая его руку. – Зачем из раза в раз ты заводишь эту тему? Не могу я дать сдачи. Не могу. Такой вот я слабый и бесполезный.
- Никогда не смей сомневаться в себе. – говорит Чара.
- А что мне остаётся? Чара, - вздыхаю, - в вашей жизни не было того, что есть в моей.
- Зато, в нашей жизни была война. – говорит Элиот. – Ты думаешь, что это было проще?
- Это было проще тем, что на войне всегда понятно: где свои, а где враги? В реальности же это никогда не ясно…