Пытаюсь сорвать с себя шкуру, высвободить всё то, что не даёт мне покоя, смыть это ледяной водой и забыть, утопить навеки! Но избавиться от своего естества невозможно, как невозможно заглушить зов крови.
Когда моё тело начинает выглядеть так, словно по нему прошлись тёркой, когда вода окрашивается розовым из-за моей крови, я швыряю мочалку под ноги, прислоняюсь горячей спиной к холодной стене кабины и взвываю. Взвываю совсем по-волчьи…
Глава 15
Глава 15
Выбросив своё тело из плена кабинки, прислоняюсь спиной к холодной, даже ледяной кафельной стене и медленно сползаю вниз. Лёгкое трение разодранной кожи о гладкий материал бередит сочащиеся кровью раны, доводя оголенные и местами оборванные в лохмотья провода нервов. Горячая кровь катится по испорченной коже, смешиваясь с холодными каплями воды, падая на пол закатно-розовой краской.
Сажусь на холодный пол, подтягиваю колени к груди, обнимая их руками, и утыкаюсь в них лицом. Всё тело ломит, всё тело болит, а душа ломит.
- Ничего, Роберт, ничего… - успокаивающе шепчу сам себе. – Боль пройдёт… Когда-нибудь она же должна закончиться…
Мелкие разряды так и бьют по моему позвоночнику, испорченное кожное полотно саднит, сочась тёмной животной кровью, с ещё редкой шерсти скатываются крупные капли – волчий волос не мокнет. Обострившийся слух улавливает далёкий хлопок двери, должно быть, Элиот и Чара вернулись… Сжимаюсь сильнее, настолько, что острые колени начинают больно давить на уже начавшую расходиться грудную клетку.
- Я справлюсь, - задушено шепчу в собственные колени, - боль пройдёт, кожа заживёт, а сердце… Представлю, что его у меня нет.
Ободранная кожа уже начинает успокаиваться: ссадины затягиваются тонкой плёнкой, капли тёмно-алой крови иссякают. Говорят же: «заживает, как на собаке», что означает очень быстро, а на волках всё заживает в несколько раз быстрее, осталось только чуть-чуть подождать…
Совсем чуть-чуть, какие-то жалкие часы и в силу вступит уже второй день «перехода». Раны окончательно затянуться, а мелкие шрамы надёжно укроет густая волчья шкура, а страдания тела станут настолько сильными, что вытеснят прочь все грустные мысли.
У двери ванной комнаты слышатся шаги, еле уловимо скрипят петли, нос улавливает знакомый запах.
- Роберт? – встревожено говорит Чара. – Роберт, что с тобой? Почему ты здесь? Элиот! – зовёт от друга.
Слишком громко… Ёжусь и сжимаю тонкими пальцами свои запястья, загоняя когти под кожу.
- Что такое? Чего ты так кричишь? – спрашивает Элиот, вторгаясь во влажно-холодное пространство ванной комнаты. – Роберт? Что с ним? Роберт, что с тобой?
Делаю над собой усилие и поднимаю на старшего глаза, полные слёз и боли.
- Что… Что ты… - впервые вижу, чтобы Элиот не мог подобрать слова. – Что с тобой?
Быстро подходит ко мне и опускается на колени, невесомо касаясь моей израненной кожи.
- Чара, быстро, вари что-нибудь заживляющее и тащи бинты!