Сажусь, подтягиваю ноги к груди и обнимаю колени. Склоняю голову набок и полузакрытыми мутными глазами наблюдаю неуловимое и незаметное человеческому глазу движение Лунного света по пыльному полу чердака. Невозможно горячие, слишком обжигающие искры опаляют позвоночник и прожигают кровь, заставляя цепляться ногтями за собственную кожу, выгибать спину и чувствовать, как расходящиеся рёбра всё сильнее давят на тонкую кожу груди, освобождая больше места для слишком часто раздувающихся лёгких и крепчающего сердца, которое обрастает новыми и новыми волокнами, готовясь стать сердцем настоящего зверя.
Новая порция боли изламывает мой хребет до хруста, сводит каждую мышцу невозможной судорогой. Словно со стороны я вижу своё напряженное лицо, распахнутые глаза, белки которых изрезаны алыми, наполненными жгучей кровью, сосудами, подсвеченными Луной зрачками и слышу свой хрип:
- Отпусти…
Глава 16
Глава 16
- Lá amháin, beidh muid ar fad bás, agus beidh sé an ceann ceart amháin.18 – слышу я просыпающимся, но не светлеющим сознанием. В мыслях моих царит мрак.
Приоткрываю глаза, которые словно затянуты белёсо-туманной плёнкой, которая позволяет видеть, но не позволяет понять. Передёргиваю плечами, которые укрыты мелкой дрожью, словно шалью из паутинок и инея, гулко и тяжёло сглатываю отсутствие слюны, от которого горло невыносимо дерёт, а слабо выдающееся адамово яблоко резко вздрагивает.
- Роберт?
Мало контролируя движения ломающегося тела, поворачиваю голову чуть вбок, чтобы увидеть говорящего.
- Роберт, почему ты здесь? Почему ты не одет? – настойчиво-взволновано спрашивает Чара. Закрываю глаза.
В позвоночном столбе начинает зарождаться новый разряд боли, который опаляет нервные волокна подобно тому, как огонь сжигает букетик сухих трав, опрометчиво поднесённый наивным чудаком к безжалостному пламени. Тело мелко содрогается, почти незаметно, но так ощутимо для меня. Меня ломает, меня жжёт, меня сжигает изнутри моя волчья кровь, делая существования не просто невыносимым, а мучительно тягостным, делая смерть самым желанным избавлением, но его нужно ещё заслужить…
- Роберт, прошу тебя, скажи что-нибудь? Тебе совсем плохо?
- Уходи… - сдавлено и хрипло шепчу я.
Воздух с трудом выходит из перегретых лёгких, мучительно проскальзывает по изломам гортани, свистя и шипя.
- Уходи… - вновь повторяю я, закрывая глаза.
Боль внутри становится невыносимой, выгибая меня дугой, упирая острыми крыльями лопаток в прутья кресла, выбивая искры агонии в моих мутных глазах. Неясный свистящий, задушенный стон срывается с моих искусанных и пересохших губ. Запрокидываю голову, ударяясь затылком об стену, открываю бесноватые глаза, впиваясь взглядом в напуганного и встревоженного Чару.
- Роберт я п…
Окончание фразы и не слышу. Боль прошивает моё тело, разрывая нервы в уродливые лохмотья, кроша кости. Я слышу пронзительный хруст собственной костной ткани где-то в районе ключицы, я чувствую, как моя кровь начинает закипать, оставляя на внутренней стороне вен и сосудов болезненные шрамы. Я всеми силами держусь, чтобы не закричать, не завыть, не выпустить наружу всё то, что творится в моей измученной душе.
«Чара, прошу тебя, уходи», - твержу я, но лишь мысленно. Агоническая судорога свела мои челюсти, накрепко сомкнув их и лишив меня возможности сказать. Я чувствую, как играют мои зрачки под покрывалом век, судорожно сжимаясь и расширяясь, напрочь сбившись с нормального ритма. Я чувствую…