Делаю пару совершенно бесшумных шагов в сторону окна, упираюсь руками-лапами в подоконник, который болезненно скрипит под моим нажимом, и вглядываюсь в темноту улицы. Хорошо, что я не включаю свет, хорошо, что мне не нужен свет… В противном случае соседям напротив довелось бы увидеть в моём окне свой самый страшный кошмар…
Опускаю взгляд на свою руку. Уже ничего не напоминает о том, что каких-то три дня назад это была рука обычного подростка: тонкая, бледная, слабая. Сейчас это была уже не рука, а лапа. Длинная, мощная лапа зверя, способная переломить хребет жертвы одним ударом. Каждый палец заканчивался серпообразным тёмным когтем, которые наводили ужас одним своим видом, не говоря уже о действии.
Отпускаю подоконник, случайно отставляя на краске глубокие царапины. К сожалению, я не кошка и втягивать когти не умею. Отхожу назад, ища взглядом зеркало, и нахожу его.
Бесшумные шаги мощных мягких лап по полу, тихое дыхание зверя, которое неслышно даже в истинной тишине. Перебираю пальцами и заглядываю в зеркало. Из отражения на меня смотрит зверь, чудовище, монстр, способный навести ужас даже на самого смелого смельчака, на самого отчаянного храбреца. Во мне уже не осталось ни капли человеческого…
Тёмно-серая лоснящаяся и жёсткая шерсть, сплошь покрывающее моё тело, отсылала к тем временам, когда люди были беззащитны перед лицом диких зверей, и давала ответ на вопрос: почему люди так боятся оказаться лицом к лицу с хищным зверем? Потому что он одним укусом перебьёт твои шейные позвонки, оставив агонию в глазах и хрип в горле, после чего разорвёт твоё тело, разбросав куски мяса и внутренности по всей округе, оросит твоей кровью иссушенную землю. На меня смотрел монстр...
Мне ещё нет семнадцати, а мой рост в волчьей шкуре уже превышал два метра. Даже стоя на четырёх ногах-лапах я мог навести животный страх на всё живое, а уж если встать на две ноги… Едва ли кто-то смог бы сохранять самообладание, когда над тобой возвышается зверь, который минимум на три головы выше тебя, клыки которого могут прокусить металл, а когти могут проткнуть человека почти насквозь. Даже обычный волк способен навести ужас на человека, несмотря на свой относительно небольшой размер, что уж говорить о почти взрослом оборотне, который во столько раз крупнее, а, следовательно, сильнее. Никому не пожелаешь встретиться с таким, как я в тёмной подворотне…
Ещё совсем чуть-чуть… Блажено закрываю глаза, чувствую приближение Матери-Луны, слыша её далёкий зов. Меня всегда ввергал в трепетную дрожь и, одновременно, ввергал в пропасть отчаяния и безысходности этот момент – когда первые блики полной Луны падают на мою шкуру, а, даже не в голове – в самой крови, слышится её молочно-медовый голос. С одной стороны этот момент был наполнен каким-то высшим блаженством, когда ты сливаешься со своим естеством, со своей природой, не противясь ей. Но с другой – этот момент наслаждения и слияния всегда рождал крупные животные слёзы на моих ресницах, потому что у меня нет выбора. Хочу я или нет – я буду обращаться каждое полнолуние, из месяца в месяц, из года в год, до самого конца своей жизни.
Пора. Это чувство я не спутаю ни с чем. И хоть и я стою спиной в окну и лишён способности видеть Луну, но я её чувствую. Никому и никогда не познать это. Не познать эту теплоту прикосновения Луны, когда она зовёт тебя за собой, когда она призывает принять её власть и приклониться перед ней. Я чувствую это. Чувствую, как она ведёт невидимой ладонью вдоль моего хребта, смывая и высасывая всю ту боль, что обжигала его последние три дня. Как касается затылка, проникая светом в сознание, но неся темноту. Как проникает под толстую грубую шкуру, сначала медленно и аккуратно, а затем резко и стремительно, врываясь в сердце и не оставляя шанса ослушаться. Каждый месяц я совершал этот выбор без выбора, безоговорочно принимая её власть.
Свожу лопатки и запрокидываю голову, чуть приоткрывая пасть и шумно втягивая воздух, окрашенный ароматами кухни и запахом самой Нашей Праматери. Пасть изгибается в улыбке оскале и, больше не в силах сдерживаться, я бросаюсь к окну, срывая хлипкий подоконник и разрывая ночное небо оглушительным воем – гимном Луне. Гимном своему проигрышу и её безоговорочной победе.