По потолку змеилась длинная трещина. Наверняка, что-то такое символизируя. Давно она здесь хвостом крутит. Квартира, еще лет десять тому назад, умоляла сделать ей хорошо и ласково, и провести небольшой капитальный ремонт, но мне все было как-то не до того. Всегда находились более интересные занятия.
Есть удивительная корреляция между телом и тем местом, в котором это тело живет. Даже если это всего лишь бетонная коробка в бетонном скворечнике и самое обычное тело ничем не примечательного человека.
Надо было вставать. Пересиливая себя, я это сделал за пять минут, рекордно короткий срок для меня. Вот что значит правильная мотивация!
Следующие пять минут я медленно шел на кухню, разогревал в кастрюльке лапшу на курином бульоне и кипятил воду в электрочайнике. Ноги не слушались. Руки слушались отвратительно и ощутимо подрагивали.
Наливать горячий бульон в тарелку я не рискнул. Кинул на стол тряпку и пристроил поверх нее кастрюльку. Хлеб просто разломил. В таком состоянии побоялся пользоваться ножом. Но ложку в руках зафиксировал надежно. И стал есть. Левой рукой.
Коммуникатор на руке вдруг запел голосом Шевчука его же песенку, которая «Просвистела». Захват на ложке я расслаблять не стал. Просто облизал ее тщательно и ткнул минивеслом кнопку на коммуникаторе. Попал с первого раза.
— Да?! — спросил я вежливо.
Голос у меня был хриплый, скрипучий и словно придавленный толстым бревном.
— Папа! Что там у тебя происходит? Что случилось?
Сын. Волнуется. Голос, аж, дрожит. Эмоции зашкаливают. Что же тут со мной могло случится-то? Вот ведь вопрос-то...
— У меня? У меня все нормально...
Голосовые связки постепенно расслаблялись, и голос стал приобретать характерный для меня тембр. Слова выговаривались, правда, с большим напрягом.
— Нормально?! Папа!!! Где там у тебя «все нормально»?! Медблок дважды зафиксировал остановку твоего сердца! Какого хера, папа? Ты чего там творишь?!
— Обедаю я... Лапшой. Куриная. Вкусная. Разогрел и теперь ем. А у тебя как дела?
— Похер на мои дела!!! Что ты там делаешь?
— Обедаю, сынок. Я же сказал?! А до этого... До этого — я немножечко играл. У меня же контракт. Вот! Я его выполняю...
— ... ... ... . Блядь!
После яркой, экспрессивной фразы, в трубку немного нервно подышали, чуть успокоились и почти миролюбиво, голосом моего умного, старшего сына, спросили:
— У тебя режим чувствительности насколько выставлен?
— На тридцать, как по закону положено. Ты же знаешь, что лицам старше шестидесяти больше нельзя?! Зачем спрашиваешь?
— Это — точно? Кто тебе кокон настраивал?
— Точнее — некуда. Мастера из конторы настраивали. А ты чего так возбудился?
— Папа! Охренеть просто! Отчего я возбудился!? — В коммуникаторе шумно помолчали. -Фу... ё... Я сейчас найду надежную контору. Приедут и проверят твой кокон. Две остановки сердца! Две!
— И чего так расстраиваться? Ну, испугался я... сильно... два раза... И совершенно зря испугался. Я же, не знал, что в игре меня невозможно убить. Я же — бессмертный. Во-от! А испугался, когда меня стали немножечко убивать. Вот сердце и тормознуло. Старое оно. Это — все, сынок, херня. Не волнуйся. Заодно и медблок оттестировал. Хороший, оказывается...
Из комма неслись и выносились разнообразные звуки. Внутри этой чертовой коробки возмущенно пыхтели и возмущенно молчали, о чем-то важном в этот момент размышляя. А потом сын мне сказал:
— Пап, ты еще тот, конечно... ммм... но я тебя люблю... С конторой я договорился. Завтра придут и все проверят. Пока не проверят — в игрушку не лезь!
— Я не могу, сынок. У меня — контракт.
— В ж*пу твой контракт! — сказал мне сын громко и эмоционально крепко.
— Квартиру отсудят...
— В ж*пу твою квартиру! — сказал он мне все так же экспрессивно. — Сказал — не лезь! Сказал, нет?
— Сказал... — подтвердил я факт того, что все то, что мне сказали, я услышал.
— Вот и не лезь! Пообещай мне!
Вот же, въедливый какой. Это он в маму пошел. Та тоже была въедливой и пытливой. Где был? Чем занимался? Почему побрился в неурочное время? Зачем глаза блестят? Почему улыбаешься? Ну...
Поэтому, я пообещал. Но в игрушку все равно полез. Потому что. Дел — дофига. И немного больше, чем дофига.
Фо
Лицо ласково обдувал легкий ветерок. Над головой зажигались первые звезды и ползли припозднившиеся облака. Пустой двор погружался в темноту, а в ней неспешно таяли последние краски вечера, оставляя после себя серость и уныние. К вечеру заметно похолодало. Почки тянуло капитально, похоже весна еще нескоро.