Аб-Нус замялся на секунду и подытожил:
– Всё. Теперь точно всё. Ничего не поменять.
Кир, уже и не пытавшийся найти хоть какие-то слова, съёжился и вздохнул. Ему было горько и муторно, хотелось поскорее вернуться в свою комнату, запереться, остаться наедине. Даже незваная мысль о Шав не обрадовала, не согрела – напротив, озаботила необходимостью что-то объяснять при встрече, говорить. А говорить не было ни сил, ни желания. Уснуть бы и не просыпаться, вот что.
Аб-Нус, видимо, уловил эмоциональный фон, потому что хлопнул, прощаясь, Кира по плечу и, и сделав в сторону несколько шагов, слился с темнотой. Надо думать, ему говорить хотелось ещё меньше.
Кир, несмотря на охватившие его апатию и усталость, без приключений добрался до выхода и покинул адаптационную сферу. Освещаемые мягким приглушённым светом коридоры Центра были безлюдны – техники здесь появлялись только в чрезвычайных случаях, а элоимы, как правило, уходили домой прямо из сфер адаптации через собственные порталы. Кира при мысли об использовании портала ощутимо передёрнуло. Осознание произошедшей с ним перемены в очередной раз смешало мысли и чувства. Он сбился с шага. Остановился. Медленно вытянул перед собой руки. Покрутил ими, рассматривая. Они были непривычно длинны, ладони стали немного шире, и даже пальцы выглядели иначе – удлинились и укрупнились в суставах. Перевёл взгляд на ступни. Мда. Комичное зрелище. Пальцы сиротливо торчали из открытых мысков сандалий. Кир, воровато оглянувшись, потянул вверх подол ритуальной рубахи. Хмыкнул. Принципиальных видимых отличий не нашёл, но мимолётно отметил, что волосы на ногах ещё больше загустели и потемнели. Вспомнил, как лет в пять, наблюдая отца в открытой пляжной одежде, наивно поинтересовался, почему «у папочки на ножках такие же волосики, как у реликтового о-ран-гу-та-на, о котором недавно рассказывал «Эцадат»?». Отца аж перекосило, но тогда он ещё брал на себя труд сдерживаться. Буркнул что-то невнятное, помнится. А вот сейчас, пожалуйте, сам Кир не хуже. Неужели в нём и ярость Аш-Шера тоже может проснуться? Ох, нет, вот не надо этого. Походить на отца совсем не хотелось.
Он мысленно воспроизвёл образ-код. В стене послушно обозначилась дверь, потом растворилась, чтобы вновь собраться в монолит, когда юноша выйдет. Решительно шагнув в открывшийся проём, он едва не ослеп от яркого солнечного света. Задрав голову, несколько минут с почти детским восторгом любовался небом. Дневной спутник только-только поднялся над горизонтом, явив свой красноватый бок. Кир с удовольствием сделал вдох полной грудью: сегодня воздух был явно с гор – хрустально чистый, несущий прохладу даже в самый зной. Он нравился Киру ничуть не меньше морского. Хотя и степные концентраты были по-своему хороши – будоражили, волновали, звали в дорогу. Ах-х! Ну до чего же вкусно сегодня дышится! И никого вокруг: техники-трибы, понятно, не появятся до конца смены, а собранные, сосредоточенные на текущих проектах элоимы перемещаются через порталы, давно позабыв, как прекрасен Зимар, как хорошо жить на нём. Кир усмехнулся. Для чего им тысячи лет жизни, если они не видят жизни?
Вступив в ментальный контакт, он подозвал к себе ближайшего из рассекавших высоко в небе инмобов. Квазиживой механизм, с готовностью зависший перед ним невысоко над землей, выглядел странно: полностью прозрачный корпус открывал взгляду многочисленные сочленения, трубки, технические узлы и даже мозговой центр. Впрочем, в этом была какая-то извращённая эстетика. Наблюдение за внутренней жизнью разумного механизма могло бы увлечь, если бы Кир не был так вымотан. Внешне инмоб напоминал гигантское насекомое, состоящее из раздутого «брюшка» пассажирского корпуса, длинного сухого «туловища» агрегатной части и небольшой «головы», отведенной под собственно мозг. Уместно выглядели даже упоры-стабилизаторы, напоминавшие тонкие лапки с множеством сочленений. Возможно, они несли и другие функциональные нагрузки, но вдаваться в такие подробности желания не было – усталость наваливалась всё сильнее, да и голод заявил о себе так остро и внезапно, что даже руки и ноги стали как ватные. Кир коснулсяразума инмоба и спросил, согласен ли тот доставить его домой. Инмоб, выражая готовность, отреагировал так ярко и эмоционально, что это вызвало улыбку. Кир не успел подумать, что инмоб совсем новенький, поэтому так контактен, как в мозгу уже возник образ золотистого сияния: счастье, счастье, я полон сил, полезен и востребован! Одна из стенок «брюшка» мягко отъехала вверх, открывая удобное пассажирское кресло и «пульт комфорта» с набором различных опций, призванных скрасить время в пути. Кир с готовностью плюхнулся на мягкое сиденье, которое моментально приняло полулежачую форму. Инмоб чутко реагировал на физическое состояние пассажира. Из «пульта» полились негромкие «звуки природы» – расслабляющий шум морского прибоя. Кир зажмурился и блаженно вытянулся в кресле, сейчас уже напоминавшем скорее кушетку. Поданный через полминуты энергетический коктейль порадовал свежестью ингредиентов и вкусовой гаммой. Погружаясь в блаженную дремоту, юноша едва успел подумать об адресе доставки. Момента, когда прозрачная дверца вернулась на своё место, герметично запечатывая капсулу, после чего инмоб, сложив упоры, плавно взмыл вверх, быстро прошил облачный слой и вошёл в стратосферу, пассажир уже не зафиксировал.
Глава 10
«Чернэ очы йдетэ спаат... чернэ оч-чы...черне-е-э-э... о-о-очы... шкода хлопцу настократ... спат-спат-спаааат...», – гортанные, твёрдые звуки, слагающиеся в непонятные, но чем-то необъяснимым очень близкие слова, тревожили, волновали тёмные воды сна.
«...Просыпайтесь, Кир, через пять минут мы подлетаем к Минакии. Прежде чем я начну снижение, предлагаю полюбоваться видом северного сияния, нередкого на этой высоте». Кир зевнул и поёжился. Предлагаемое зрелище не впечатлило. Возможно, и потому, что напомнило о Фаэре. Да и недавний сон, странный и тревожный, пока не отпустил, хотя почти рассеялся. «Чернэ очы...» – что это? Слова, но на каком языке? Очы. О-чы. Нет, никаких ассоциаций. Но почему так взбудоражил этот сон? Что там ещё было, кроме слов... Ведь что-то ещё было, определенно... Свет. Много-много света. Огромное окно. Да! Свет именно оттуда шёл, верно! Ощущение тепла. Спине мягко и уютно... живое тепло. Покачивание, приятное, убаюкивающее... Я что, лежал? На чём? И почему всё вокруг было таким огромным, потолок высоченный, окно... лицо... Лицо? Да, точно! Галма, красивая, шепчет что-то, улыбается, поёт... Поёт? Галма – поёт? Зачем? Ничего не понимаю... Но она пела, галма во сне пела... как это там?.. «Шкода... хлопцу... настократ...». Пела и покачивалась слегка, точно подкидывала что-то на коленях. А-а-а! Всё! Понял! Я лежал на её коленях! Я малявкой там был! Она меня качала! И мне пела, мне! Галма пела мне... Красивая такая... И пахла вкусно... Хороший какой сон... Досмотреть бы...». Кир вздохнул и открыл глаза: досмотреть вспугнутый инмобом сон явно не светило – приближалась Минакия.