— Добро пожаловать в Церковь Добрых Трофеев и Призрачной Литургии, — сказал Юла. — Не спится?
— Ага, — отозвался Чистотец. — Наверно, вам тоже.
— Я вообще больше не сплю, — ответил его отец. — А скоро и ты перестанешь. Это вопрос восстановления системы. Когда часть системы спит, напряжение во всей сети уменьшается, поэтому ночь — хорошее время для работы в студии.
— Тут кто-то еще был? — спросил, оглядываясь по сторонам, Чистотец.
— Да. У нас гостило множество выдающихся музыкантов. Чарли Паркер, Джон Колтрейн и Майлс Дейвис, члены семейства Бахов. Внушительный список.
— Вы имеете в виду то, о чем я подумал?
— Истинная музыка для души. За электросинтезатором постояли Моцарт и Ахмад Джамаль. Джеймс Браун — на ритм-, а Боутси Коллинс — на бас-гитаре. А ты что подумал?
— Не знаю… — качнул головой Чистотец.
— Я не спрашиваю, понравилась ли тебе музыка. Ты все равно не сможешь сказать ничего умного. Я спрашиваю, о чем ты подумал, когда ее слушал, что почувствовал?
Чистотец помедлил, старясь выразить в словах пережитое.
— Такое чувствуешь, засыпая или просыпаясь. Я одновременно растворялся и проскальзывал в реальность.
— Что-то конкретное?
— Еда… горячая пряная еда. Головы лангустов и виски. Чувственные женщины рожают на свет зубаток и скрипки… звездный свет… потом печаль и прохладным ранним утром аромат влажной травы и розовых кустов… и запах девушки сразу после поцелуя, а потом клубящийся над рокочущим водопадом туман. Это правильно?
— С музыкой не бывает правильно или неправильно. Но в данном случае это тем более верно, потому что музыка не звучала для тебя, а ее вызвали из тебя.
— Что?!
— Новаторская концепция. Духоремикс моего шедевра «Плацебо Домино», сыгранный «Звездным Оркестром Всех Душ», а после смикшированный в реальном времени на «Литургинууме». Этот аппарат я изобрел для передачи психоволн. В результате композитор, музыканты, слушатели и инструменты сливаются, различия исчезают.
— И мелодия была во мне?
— Ага, начинает въезжать. Башка у нашего мальчика не пустая, — улыбнулся блюзмен. — Приятно слышать.
— И эти… люди… Это все призраки?
— Скоро все поймешь. Когда завершится Преосуществление, у тебя будет нечто большее, чем знание. А с вкладом Лемона…
— О чем это вы?
— Слепой Лемон тоже к нам присоединится.
— Вы хотите сказать, он умрет?
— «Те, кто лишится жизни, обретут ее». Разве не так, Лемон?
— Аминь. — Старик выдал рыдающий риф.
Чистотец уловил запах жареной бамии и скипидарное тепло соснового леса.
— Все дело в вере, — сказал Юла, отводя Чистотца к двери. — Увидимся утром, Лемон.
Снаружи воздух был прозрачен, как глицерин, и мир снова казался плотным. Некоторое время они шли молча.
— Ты хочешь знать про нее, — наконец сказал Юла. — Про Кокомо. Ты чувствуешь, что вы были связаны, но не понимаешь как.
Сердце у Чистотца екнуло.
— Да. Я просто хочу знать.
— Просто знать? — печально улыбнулся Юла. — Не увидеть? Не обнять?
— Разве я могу на что-то надеяться?
— Пойдем, — сказал Юла и вдруг свистнул.
Из темноты выехал старый «форд» с эмблемой пылающей тачки на передней дверце. За рулем сидел хариджан. Антикварный автомобиль остановился, и Юла жестом предложил Чистотцу сесть впереди. Они поехали к конторе гробовщика, которая оказалась заставлена гробами, пахло здесь пылью и старым деревом. На карнизе над стойкой сидел белоголовый орлан, которого Чистотец уже видел утром. К задней стене был прислонен гроб, «зарезервированный для Ибена Флуда»[106]. Открыв дверь, Юла махнул Чистотцу заходить. Приподняв крышку гроба, они оказались перед эскалатором, который привез их к длинному узкому проходу, похожему на пищевод какого-то зверя. Путь им освещали прозрачные сферы, наполненные переливчатыми желатиновыми завитками — точь-в-точь голубые диатомовые водоросли. Юла шагал молча, но у Чистотца возникло ощущение, что на него сыплются вопросы.
— Ты прав, — сказал вдруг Юла. — Я вхожу в ту часть твоего мозга, которая у нас общая. Но ты набрал слишком большую мощь, и даже мне теперь трудно считывать у тебя информацию. Ты — как неподатливый код или книга на забытом языке. Я знаю, ты беспокоишься, тебе хочется уйти с Шерифом и Мэгги, но ты все глубже проникаешь в реальность, скорость твоего восприятия растет. Вскоре твои друзья могут показаться тебе прозрачными. Ты будешь знать не только то, что они думают, — у тебя будет довольно четкое представление обо всем, что они когда-либо смогут узнать.
106
Персонаж стихотворения американского поэта Эдварда Арлингтона Робинсона (1869–1935) «Вечеринка мистера Флуда».