— В чем дело? — спросил он.
— Присмотрись внимательнее, — посоветовал Юла. — Реальность вынуждена прятаться.
Чистотец заглянул в серебристую поверхность зеркала и увидел… Сначала ему показалось, что перед ним гигантский, бесконечно сложный муравейник.
— Вот черт! Не хочешь же ты…
— Иди дальше, — говорил Юла, уводя его все глубже в зеркальный лабиринт. — Смотри внимательней.
Лабиринт вился как живое существо. Чистотец почувствовал, как в нем нарастает уверенность. Его немного тревожило, что он не отражается в зеркалах… но он все шел… и с каждым шагом стеклянная поверхность стен менялась.
— Это не Зал зеркал, — сказал он.
— Нет, — покачал головой Юла. — Ты смотришь в вихревую воронку. В спиральную дверь. И за этой дверью… моя сестра… мой близнец…
Юла снял очки с синими стеклами, и стали видны глаза головокружительной изумрудной зелени.
— Ты хочешь сказать…
— Зеркало — это окно, загляни в туман за ним.
Они достигли самого внутреннего завитка спирали. Чистотец заглянул в последнее зеркало, больше похожее на пленку вспененной ртути, чем на стекло. С мгновение в нем колыхалась тьма, как в пустом аквариуме ночью, но медленно из отсутствия красок сложилась тень, и… Чистотец почувствовал присутствие Кокомо. Она словно бы застыла в медленном, но могучем урагане, в котором кружились, сплетаясь, свет и тьма. И стоило ему увидеть ее, как она изменила облик, ускользая все глубже в вихревую воронку.
— Я ее вижу…
— Но она не здесь, — закончил Юла. — Попытайся поймать ее, и она поблекнет. Она живет глубоко в воронке, и даже я когда отправился туда, растворился в том поле… Она остается недосягаемой.
— Девушка в городе циклонов. Она мне помахала.
— Какой еще «город циклонов»? — недоуменно переспросил Юла, а после пробормотал себе под нос: — Гм… наверно, ты достаточно силен, чтобы воспринимать сущности и воронку напрямую.
— Выходит, Кокомо… твоя сестра?
— Нет! Та женщина, которую ты мельком видел в урагане воронки, та, которую ты называешь Кокомо, лишь проекция моей надежды вернуть назад частицу души сестры. Проблема в том, что моя сестра родилась уже мертвой. Кокомо — плод моей фантазии: такой стала в моем воображении сестра, если бы выросла, а не умерла, чтобы спасти меня.
— Как она тебя спасла?
— Я родился живым. Она — нет.
— Но это же не твоя вина!
— Кто может это знать?
Чистотец собрался уже было отмахнуться от этой дилеммы, но вдруг понял, как глубоко пустила корни эта мысль в самом Юле. Здесь, в сердце Лабиринта, он заглянул вдруг прямо в воронку его души. Чудеса и тяга к запретному знанию родились из бесконечного раскаяния, сожаления об утраченных возможностях и не дающейся в руки надежде.
— Ты видел, что творится в воронке. Ты почерпнул из нее силу. Но тебе выбирать, сольешься ли ты с ней.
— Думаю, ты не оставишь мне выбора, — сказал Чистотец.
— Иначе ты не был бы тем, на чей приход я рассчитывал. Из нас двоих зависимый и уязвимый — я. Какое бы решение ты ни принял, я в твоих руках. Отчасти мне хотелось бы укрепить Каньон и просто раствориться в его реальности. Да, я молодо выгляжу, но я очень стар. Я устал. Если бы ты остался со мной… Иногда мне кажется, что это было бы лучше Преосуществления и Битвы… и пусть внешний мир сам заботится о себе.
— А что с ним может случиться? — спросил Чистотец.
— Честно говоря, не знаю. Возможно, катастрофа начнется прямо здесь. А возможно, без нашего вмешательства какое-то время жизнь будет идти своим чередом. АППАРАТУС почти неподвластен времени. Мы можем состариться и умереть, и наши кости будут лежать рядом с костями других животных, деталями машин…
Чистотец не знал, что сказать. Они вернулись на Срединный путь, к павильону, выходящему на «чертово колесо» из ромбов, и на сей раз Чистотец заметил, что на аттракцион ведет пандус для очень маленьких инвалидных кресел.
— Знаешь, — сказал вдруг Юла, садясь под полосатым тентом кафе, — какова истинная причина того, почему федералы напали на Осанну Освобожденного и его последователей?
— Кажется, должен бы, — ответил Чистотец, — но нет, не знаю.
— Не потому, что они вели уединенный образ жизни, который шел вразрез с истеблишментом или угрожал ему. Даже если они обосновались в Техасе, штате, который подарил нам Джордж Буш. Проблема была в том, что Осанна собирался проповедовать массам. Его секта купила большой автобус и намеревалась путешествовать по Америке, повсюду распространяя свою благую весть. В том, что назвали «Обелисковой проповедью», Осанна призвал свою общину последовать за ним во внешний мир. Он сказал, что легко веровать в стенах монастыря или в крепости, но истинное испытание заключается в том, чтобы выйти с пустыми руками к врагам и безразличным.