— Да, мэм. — Лепесток Ликорицы дрожала и отводила глаза, усиленно и сосредоточенно рассматривая клубничину в шоколаде.
— Завтра в десять утра положите его в гроб — в один из старых, получше. И пусть Марта Одно Племя и Фэнни Энни отвезут его на катафалке в похоронную контору Джеймса Уиткомба Райли на кладбище «Кроун-Хилл». Позаботьтесь об отвлекающих маневрах. Если их там не встретят, пусть Энни и Марта свяжутся через общественный коммуникационный центр с мотелем «Сумасшедшая Лошадь» в Рейпид-Сити, Южная Дакота, и попросят мистера Мидхорна из шестого номера.
— Да, мэм, — кивнула Лепесток Ликорицы.
Вождь перестал мерцать и вышагивать, потом вдруг застыл, разлетелся, точно витраж, на множество разноцветных брызг — только вот на полу не осталось осколков. Огромный неоновый индеец вернулся на свое место на стене, словно никогда его не покидал. Лепесток Ликорицы послала погрузчик вперед и самыми маленькими щипцами подняла клубничину. Жар Вождя растопил шоколад.
Глава 5
Просторно внутри
Чистотец потерял сознание, когда в нем взвихрился ураган. Он успел почувствовать, как страшная мощь подхватывает его и взрывается. После не было уже ничего, что поддержало бы его, и он провалился в черноту… кружась в обрывках воспоминаний или сна… Светящийся в темноте пластмассовый череп, полный жвачки… Мужчина и радиовышка… Мальчик в ванной… Паззлы… Женщины.
Придя в себя, он обнаружил, что лежит на топчане в грузовом контейнере на подземной стоянке «Дамского клуба Кикапу». Голова болела, но была ясной. Когда его не осматривали и не шептались над ним, рядом стояли на страже Рок-айленд-герла и гигантша-маори по имени Хака, обе перепуганные и слегка пристыженные от того, какое испытали удовлетворение. Но герла проголодалась, а Хаке понадобилось в туалет, поэтому Чистотец ненадолго остался один. Он поднялся с топчана. Выхода с подземной стоянки он не обнаружил, но тут было пустынно и тихо. Он заметил еще несколько грузовых контейнеров. Стены стоянки и контейнеров пестрели картинками-граффити: байки, животные, голые женщины.
Тут он услышал скрип, который уже привлек его внимание раньше, и пошел на звук. Так он оказался у дыры, выбитой в кирпичной кладке. Через зарешеченные окна пробивался смутный отблеск света, и Чистотец догадался, что на улице, наверное, почти стемнело. Скрип все манил его. Ступив в соседнее помещение, он увидел настоящие качели с детской площадки, установленные на пятачке искусственного газона. Они и издавали тот самый скрип, а на них раскачивалась худенькая женщина, с силой отталкиваясь ногами и взмывая ввысь. Одета она была в старомодный верблюжий сарафан поверх белой креповой рубашки, из-под него торчали коричневые с белым кожаные туфли, но возраст ее невозможно было определить, так как голова скрывалась под сферическим шлемом — в пузыре из термопласта, прошитого оптоволокном.
— Прошу прощения, — окликнул Чистотец, решив, что, возможно, напугал незнакомку.
Она все раскачивалась. Он еще несколько раз тщетно попытался привлечь ее внимание, пока ему не пришло в голову, что из-за шлема она, вероятно, вообще слепа и глуха к тому, что происходит вокруг. Он подобрался совсем близко, но, не обращая на него ни малейшего внимания, незнакомка все продолжала взмывать и отталкиваться. Когда качели вновь опустились, он схватил цепь. Девушка застыла, не долетев до газона, ее тело задергалось, как марионетка с обрезанной нитью. Чистотец отпустил качели.
Цепь завернулась, и качели занесло вправо, так что девушка ударилась коленом о стойку. Она упала с качелей и застряла бы, зацепившись шлемом за толстый резиновый черный ремень, если бы Чистотец не бросился вперед и не поймал ее. Он был рад, что привлек наконец ее внимание, но расстроился, что из-за него она ушиблась, и осторожно опустил ее на искусственный газон. Худенькое тело совершенно скрылось в складках сарафана, виден был лишь шлем, на поверхности которого мигал красный огонек.
— С тобой все в порядке? — спросил он. — Извини, что так вышло.
Он постучал по шлему. Незнакомка несколько раз судорожно вздохнула, потом снова затихла. Решив, что шлем, наверное, закоротило, Чистотец попытался его снять. Наконец шлем отошел с едва слышным хлопком, и Чистотец уловил запах жимолости.
Девушке можно было бы дать лет двадцать — если бы не гладкое, удивленное лицо ребенка, который только что натянул через голову свитер. Как и Чистотец, она была обритой наголо, а глаза у нее были ярко-зеленые.