В панике он остановил первую же попавшуюся тачку.
— Вам куда? — спросил его пожилой водитель с обвислыми усами.
— До вокзала, пожалуйста, — просительно сказал Михайлов.
— Я в таксопарк, — слукавил таксист, поняв, что человек опаздывает на поезд и сможет отвалить ему кучу денег.
— Шеф, — плюхнулся на сиденье Лютый. — Плачу втройне.
— Но я действительно закончил уже работу. И мне за опоздание вкатят выговор. Нет, не могу, выходите, молодой человек, — продолжал блефовать таксист.
— Езжай, сука, а то продырявлю! — вытащил пистолет и приставил его водителю в правый бок рассвирепевший Михайлов.
Таксист не на шутку перепугался и молча включил зажигание.
Когда такси подкатило к привокзальной площади, Лютый вытащил банкноту в 50 рублей и, небрежно кинув ее на сиденье, процедил сквозь зубы:
— Смотри, ментам не цинкани, а то кенты мои враз тебя достанут.
— Все будет нормально, молодой человек, — растерянно пробормотал таксист, но в глубине души он был доволен — дневной план его составлял 38 рублей.
Заходить в зал ожидания вокзала Лютый не стал, а предусмотрительно спрятался за забором. На его счастье, через несколько минут к платформе подкатил поезд на Москву.
Михайлов долго мешкать не стал. Как только поезд тронулся, он модным прыжком махнул через забор и в мгновенье ока оказался на платформе, но поезд неожиданно слишком быстро развил скорость, а проводники, видя бегущего человека, в панике стали закрывать двери.
Лишь в последний момент пожилая проводница предпоследнего вагона сжалилась над ним и помогла впрыгнуть в вагон.
Через несколько остановок Лютый вышел из поезда, щедро расплатившись с проводницей, и пересел на поезд, следовавший в Баку.
В самом центре города, в романтической его части (называвшейся «девичьей крепостью» в честь отважной и гордой девушки, не пожелавшей выйти замуж за дряхлого старика и прыгнувшей в день свадьбы с крепости), у него жила тетка — жена его дяди по отцу, скупая, расчетливая женщина. Она очень любила подарки и, если Михайлов приезжал к ней без презентов, надувала свои тонкие, как лезвия, губы и сухо с ним разговаривала, а о проживании в ее доме не могло быть и речи. Поэтому Лютый купил в Баку шоколадных конфет и бутылку полусладкого шампанского. Он долго бродил по очень узким вымощенным старинным улочкам девичьей крепости, настолько узким, что с балкона дома можно было протянуть руку и достать балкончик, расположенный напротив, прежде чем нашел ее домик.
Тетя Мотя, увидев подарки племянника, расцвела и позволила ему остаться.
Несколько дней Лютый бесцельно бродил по знойным улицам. Баку, как и все старинные южные города, был своеобразен своей, только ему присущей архитектурой и национальным колоритом. Но главное — здесь почти на каждом шагу можно было встретить ресторан, кафе, шашлычную или чайную. А для Михайлова, любившего вкусно пожрать и выпить, это было важно. Больше всего ему понравились люлякебаб, долма и севрюга на вертеле. У него буквально текли слюнки при виде такой вкуснятины, и он, дорвавшись до таких шикарных блюд, просто объедался. Потом с трудом передвигая ноги, едва добравшись домой, он тут же заваливался спать.
«Недурственно здесь можно жить, — думал Лютый, — вот только если бы не эта жара за сорок градусов, от которой пот катит ручьями».
Чтобы спастись от чудовищной жары, Михайлов с утра отправлялся на пляж в Мардакены или Бузовны и пропадал там на берегу почти дотемна. Море, разомлевшее от жары, лениво накатывало свои теплые, словно парное молоко, волны на берег, приятно холодя ноги. Но и после заката жара держалась еще сравнительно долго.
По вечерам он обычно включал телевизор и смотрел «Новости». Вот и сегодня, удобно устроившись на диване, он наблюдал, что творится в России. Но в первую очередь, Михайлов с удовольствием смотрел криминальную хронику или передачу «Человек и закон».
После «Новостей» диктор объявил вдруг, что милиция разыскивает двух очень опасных преступников, изнасиловавших и убивших иностранку.
Первое время он ошарашенно взирал на фотороботы. На него смотрели искаженные лица Узбека и Бегемота.
«Теперь мне крышка, меня может выдать мой шрам на щеке, он такой заметный. Надо как-то его загримировать, что ли, — подумал Михайлов. — Из-за этих кретинов меня стопудово повяжут. — И на его лбу от страха выступила испарина. — Если их свяжут, они расколются и сдадут Людоеда, а я фигурирую в его деле, как подельник. Подымут дело и объявят розыск. Надо срочно рвать когти отсюда».
— Что с тобой, на тебе лица нет, — удивилась тетя Мотя. — Ты что, их знаешь?
— Да нет, — находчиво ответил Лютый. — Мне просто показалось, что один из этих гадов похож на одного человека.
— Ой, душегубы, — запричитала она, — креста на них нет. У нас вон в Баку такое творится, что на улицу страшно выйти после восьми.
Глава двадцать пятая
Еще несколько дней Михайлов прожил у тетки. Финансы его катастрофически таяли. Город был дорогой. Сдачу не всегда давали. Считалось западло принимать мелочь. А если кто и просил сдачи, то в зависимости от услуги или продаваемой вещи ему или просто возвращали деньги, а если и давали сдачу, то небрежно, с презрением.
Один раз, когда Михайлов, совсем немного проехав на такси, подал шоферу три рубля и попросил сдачу, таксист гневно кинул ему трешник.
— На, забери, ничего от тебя не надо, — сказал водитель с таким негодованием в голосе, что Лютому стало даже неловко, и как не пытался он всучить ему обратно трешник, тот так его и не взял.
Презрительно фыркнув, таксист зло хлопнул дверцей и стремительно рванул с места.
Как-то, шляясь по рынку, где оглушала многоголосица темпераментных выкриков зазывал торговцев, хвалящих свой товар на все лады с той неповторимой жестикуляцией, манерой и пафосом, какие присущи только истинным асам восточных базаров, он встретил русского парнишку, умевшего говорить по-азербайджански. Это очень понравилось Лютому, не знавшему ни одного слова по-азербайджански, и он решил приголубить парня, которого звали Сережа.
Тот, как понял Лютый, был «в бегах»[37]. Они разговорились, и парнишка поведал ему свою беду. Пацан был дерзким, но глупым. Вместе с дружками он ограбил одного таксиста, трахнув того кастетом по башке, но у водителя в кармане оказалось всего 25 рублей. Само собой, его повязали и кинули в тюрьму. Из-за такой мизерной суммы Сережке корячился приличный срок — от шести до пятнадцати лет.
Тогда он закосматил[38]. Не разговаривал, не спал, по нескольку суток не ел, кидался на людей, и его перевели в «дуркамеру»[39]. Однажды он не спал всю ночь, а ходил по камере взад и вперед, зная, что за ним наблюдают надзиратели и записывают в журнал наблюдений, утром загрохотали засовы, с лязгом отворилась массивная, опоясанная железом дверь, зашли двое надзирателей и начали делать проверку. Сережка стоял в стороне, полусонный, со свирепым лицом. Надзиратель грубо схватил его за рукав куртки и, подтолкнув, решил поставить в строй. Тогда Сережка резко ударил обидчика в челюсть. Подскочившему второму надзирателю Сережка также, не долго мешкая, нанес удар по лицу.
— Ну, ладно, — потерев щеку, мстительно произнес первый контролер, придя в себя. Он быстро вышел из камеры вместе со вторым надзирателем.
Через несколько секунд влетели «веселые ребята»[40], человек семь или восемь в синих халатах.
40
Веселые ребята — боевая команда следственного изолятора или тюрьмы, наводившая порядок избиениями.