Кашель заставил его приподняться.
— Мне бы только избавиться от этой проклятой штуки, — сказал он, потирая грудь.
— Не следовало доводить себя до такого состояния. Жить в комнате, где нет ни света, ни печки!
— Знаешь, мне не везло в последнее время. Не было работы, не к кому было обратиться.
— А ко мне?
— Да, ко-н-нечно, — он смущенно усмехнулся. — Я непременно верну тебе все, что ты истратила па все это, — он повел рукой вокруг. — Ты слишком много для меня делаешь… Мне обещали службу с начала будущего года.
— Прекрати! Никакой работы ты не возьмешь, пока окончательно не восстановишь своего здоровья, — сказала она решительно.
— Через несколько дней я совсем поправлюсь. Я бы и сейчас уже мог отправиться домой…
— Ты будешь оставаться здесь, пока совершенно не перестанешь кашлять.
Он улыбнулся ее диктаторскому тону и слегка сжал ее руку.
— Слушаюсь, командир! — сказал он тихо. — Я люблю, когда ты начинаешь распекать меня.
— Я сделала для него все, что могла, — говорила она себе, когда Тони вез ее к доктору Дуайту. — Теперь ему придется идти своей дорогой без меня.
Те самые слова, что она сказала Джорджу. Да, пусть оба идут своей дорогой. У нее не было сочувствия к Джорджу, хвастуну, позеру, у которого на первом плане всегда собственное благополучие.
— В его словах вчера не звучало ни одной искренней ноты, — уговаривала себя Зельда. — Он жалеет и любит одного лишь себя. Он добивается моего расположения только затем, чтобы устроить свои делишки. Искал бы он меня столь рьяно, если бы я оставалась экономкой мадам Буланже? Майкл? Майкл — совсем другой человек, он — жертва своей мягкости и доброты. Майкла всякий может обидеть. Люди грешны перед ним больше, чем он перед людьми.
Но и Майклу придется обходиться без нее. Она должна выбросить из головы всякую мысль о нем. Она обязана это сделать ради себя самой, своей профессии, ради Тома! Она сегодня бранила Майкла за то, что он не берег себя, а между тем она сама становится такой же неблагоразумной. Если эти ежедневные визиты в больницу будут продолжаться — она скоро будет не в состоянии играть в «Горемыке». Вот уже четыре часа, она вся разбита — но снова не успеет отдохнуть! Нет, Майклу придется вернуться на свой чердак, к прежней безалаберной жизни. Если это правда, что у него будет работа, она может и должна перестать возиться с ним.
— Я просто глупая истеричка, — сказала она вслух.
Она слишком привязана к нему, вот в чем горе! Стыдно вспомнить, какую суматоху она подняла из-за того, что Майкл простудился и кашляет. Нет, нет, надо остановиться! Надо окончательно прервать всякие отношения с Майклом. Он — ее прошлое. И прошлое это не должно больше врываться в ее жизнь.
Доктор Дуайт поднялся ей навстречу, улыбаясь из-под очков, и указал на кресло у стола. Соединив кончики пальцев и слегка раскачиваясь на своем табурете, он выждал минуту, другую, потом заговорил:
— К сожалению, должен сказать, что состояние вашего молодого друга не особенно удовлетворительно, мисс Марш.
— Вот как? — сказала она ровным голосом.
— Вы меня понимаете, не так ли?
— Боюсь, что не совсем.
— Его легкие… — начал доктор и остановился.
— Легкие?!
— Да, оба затронуты. У него туберкулез в тяжелой стадии. Это очень грустно, потому что ваш друг славный малый — и такой молодой!
Зельда с минуту неподвижно смотрела на говорившего.
— Значит, ему надо уехать отсюда?
Доктор утвердительно кивнул головой.
— Куда же?
— Куда-нибудь, где жарко и сухо. В Аризону, например, или на юг Калифорнии — куда хотите. Да, обидно и жалко видеть в таком положении столь молодого человека. Что, у него нет родных? Некуда ехать?
— Насколько я знаю, нет.
— А деньги?
— Ни-че-го. Но я думаю, что все необходимые расходы я смогу взять на себя.
— Есть много прекрасных санаториев, где сравнительно недорого и где вашему больному будет хорошо. К тому же, я полагаю, это ненадолго.
Зельда выдержала взгляд доктора.
— Ненадолго?!
— Видите ли, мисс Марш, трудно сказать что-нибудь наверняка. В подобных случаях мы, врачи, очень мало можем помочь. Покойная жизнь, сухой и жаркий климат иногда могут продлить жизнь больного сверх всяких ожиданий. Но вы понимаете, что, если ткань разрушена, новой мы создать не можем. Мистер Кирк может прожить и шесть месяцев…