Однако на Зельде совсем не отразились гнетущая атмосфера и строгие порядки в доме. Ее бурная жизнерадостность брала свое. Она быстро научилась уклоняться от «режима» и имела свои «убежища», куда спасалась от всего, что ей не нравилось.
Об этих-то своих «отдушинах» она и думала в тот воскресный день, о котором идет речь, наблюдая, как Нора накрывает на стол. Мрачное настроение Зельды объяснялось скорее скверной погодой, чем унылой атмосферой дома. Ее убежищем, куда она пряталась от дяди и тетки, была прежде всего ее собственная комната наверху — просторная, красивая, полная света и воздуха. Зельда любила свою комнату. Одно из окон выходило в соседний двор, и она частенько наблюдала за Питером Годфри, младшим сыном соседей, купавшим своего белого фокс-терьера или игравшего с ним. Из другого окна был виден сад и горка из настурций. Под этим окном была крыша прачечной и окно комнаты, в которой ночевал Хонг.
Другим ее убежищем был чердак, куда она тайком забиралась по высокой, отвесной лестнице из ванной. День, когда она догадалась, как открыть тяжелую подъемную дверь и опускать ее за собой, был для Зельды памятным днем, днем ее торжества.
И в погребе, темном и пыльном, имелось отличное укромное местечко — в заброшенном чуланчике для вина. Зельда вычистила, вымела его, перетащила туда потихоньку с чердака кое-что из сломанной мебели. За этим чуланчиком, за подъемной дверью, начиналась неисследованная область, где можно было пробираться только ползком среди песка, обломков кирпича, разного хлама. Зельда, конечно, не преминула проделать это путешествие.
Говоря о любимых убежищах Зельды, не следует забывать о зеленой беседке в саду. Хотя этот уголок не принадлежал исключительно ей, но и здесь ее редко кто беспокоил. Наконец, была еще ива, среди ветвей которой она чувствовала себя укрытой ото всех.
Ленивые размышления Зельды прервал отдаленный свист, целая гамма звуков. Зельда сразу оживилась, этот свист словно наэлектризовал ее. Каждый мускул ее тела напрягся чуть не до боли, и, возбужденно-внимательная, вся обратившаяся в слух, она застыла на краешке дивана.
Этот свист был ей хорошо знаком. То был сигнал со стороны группы молодых людей, годом-двумя старше Зельды, живших по соседству. Молодежь эта была другого сорта, чем та, с которой Зельда училась вместе в школе. Большинство из них были сыновья богатых людей, занимавших видное положение в обществе. Зельда встречала их иногда, когда шла в школу, и ей нравились их светски-учтивые поклоны. Она знала, что они следят за ней глазами и говорят о ней между собой. То были веселые юноши, немного ветреные и беспечные, чуточку экстравагантно одевавшиеся, слишком сорившие деньгами. Зельду тянуло к ним, но она и виду не подавала и глядела на них всегда свысока.
Она ждала, не раздастся ли свист вторично, и гадала, к ней ли он относился. Не раз уж она попадала впросак: оказывалось, что свист был сигналом не для нее, а для Питера Годфри. Питер был старше всей этой ватаги, но состоял с ними в самой тесной дружбе. Если свист предназначался для нее, — раздумывала Зельда, — то это мог быть разве только Майкл Кирк. Но нет, это не Майкл: Майкл не такой мальчик, чтобы приходить под окна и свистом вызывать девушку.
Звук повторился, чистый и резкий. Зельда вскочила, скользнула в переднюю, быстро и бесшумно пробежала через нее и прильнула к стеклу входной двери. Сквозь прозрачный узор виднелась фигура юноши на тротуаре. Опершись одной ногой на низенькую ступеньку перед изгородью, он внимательно изучал окна второго этажа. Зельда не стала больше медлить: если нетерпеливый Ромео свистнет еще раз, он рискует привлечь внимание негодующей тетки и тогда… Зельда стремительно нажала ручку двери и выглянула наружу. Ромео оказался Джеральдом Пэйджем. На нем был длинный дождевой плащ, и с опущенных полей его мягкой шляпы капала вода.
— Хэлло!
Зельда предостерегающе приложила палец к губам. Юноша поднялся по ступеням и очутился лицом к лицу с нею у двери, которую она захлопнула за собой, не выпуская однако ручки.
— Хэлло, Зельда!
— Чего вы хотите? — Оба улыбались друг другу, и глаза их блестели от возбуждения.
— Как вы, например, смотрите на то, чтобы покататься завтра утром в парке?
— О, не думаю, чтоб я…
— Погодите, послушайте: кучер наш заболел, а Бонни и Беллу надо прогуливать каждый день. Я запрягу и выеду в шесть, а в восемь уже доставлю вас обратно.
— Меня не отпустят…
— А я уверен, что пустят. Ступайте, попросите их!
— Нет, не стоит, Джерри, — говорю вам, мне не разрешат.
— Но, господи, почему же?!