— Смею утверждать, что нет, — достаточно уверенно ответил врач.
— Почему?
— При отравлении быстродействующими ядами изо рта идёт пена и остаётся запах, люди, хоть и немного, но бьются в конвульсиях. А он лежал ровно на нарах. Уснул и умер.
Шешковский несколько секунд сверлил доктора глазами, бросил взгляд на покойного и начал ходить взад-вперёд по камере.
Иван, улучшив момент, проскочил к столу, на котором лежал исписанный листок бумаги, на который ввиду произошедшего никто не обратил внимания.
Господину Шешковскому.
«Со мной история не закончилась ещё. В Санкт-Петербурге вскоре начнут происходить нападения на жён и дочерей весьма особ высоких. Это, можно сказать, будут душевнобольные люди, которые думают, что они вампиры. Их всего 5.
Они на кон огромную сумму поставили, победит тот, кто убьёт дочь служащего максимально высокого положения в соответствии с Табелью о рангах и при этом не будет схвачен в течение недели. Приметами их не располагаю.
Чтобы риск уменьшить событий, связанных с эликсиром, опубликуйте в «Ведомостях» объявление следующее: «Сударыне K от госпожи V. Дорогая моя подруга, перестаньте воспринимать этот мир иллюзорным — Вы его не придумали, он реальный. Я отправил к Вам своего человека, выслушайте его и расскажите всё известной нам с вами госпоже».
Бочонок с эликсиром я спрятал у знахарки, которую привезли люди Опричникова. Беда будет, если Емельян Пугачёв — правая рука Прискорн — его отыщет. Я думаю, он подозревает о его существовании.
Знахарку не пытайтесь арестовать, она не человек и убьёт всех до одного. Не думаю, чтобы это было Вам на руку».
Пока никто не обращал на него внимания, Иван сложил листок пополам, положил на стол, придавил чернильницей и стал делать вид, что внимательно изучает обстановку камеры. Отойдя подальше от стола, обратился к шефу:
— Ваше высокоблагородие! Ваше высокоблагородие!
Тот перестал метаться, зло посмотрел в сторону Ивана.
Иван, показав глазами на стол, почтительно произнёс:
— Письмо.
Шешковский кинулся к столу, отшвырнул в сторону чернильницу, схватил листок, жадно его прочитал. Опустил руку с письмом, немного постоял, глядя куда-то вверх. Потом скомкал, поднёс к свече, подержал немного в руке, наблюдая, как разгорается пламя, и бросил на стол. Когда огонь погас — растёр пепел кружкой, стоявшей на столе, и полил это место водой.
Затем медленно обвёл всех присутствующих в камере тяжёлым взглядом:
— Вздорное письмо. Этот дерзец посмел хулить честь Её Величества! И если хоть один из вас хоть бы даже и в бреду вспомнит о сём, — три пары глаз проследили в направлении указанным его рукой на стол, — я сделаю всё, чтобы этот человек жил долго и мучительно.
Не дожидаясь ответа, так же быстро вылетел из камеры и пошёл к выходу. Иван снова еле поспевал за ним.
В карете шеф дал поручение:
— Сейчас в присутствии напишете объявление в «Ведомости» примерно следующего содержания: «Сударыне К от госпожи V. Дорогая моя подруга, у меня для тебя есть милый сюрприз, его тебе передаст мой человек» — ну или что-нибудь в этом роде и продумайте, как обозначить место встречи, чтобы туда полстолицы не притащилось.
Иван кивнул, понимая, куда клонит шеф, но сболтнул лишнего:
— По поводу поимки Пугачёва распоряжения будут?
Зрачки Шешковского сузились.
— Успел-таки прочитать сучий сын, — протянул он, медленно доставая из-за отворота камзола небольшой пистолет, и навёл его на Розинцева. Тот закрылся руками, как только мог и закрыл глаза. Он не знал, с каким взглядом один человек смотрит на другого, собираясь его убить, но нутром почувствовал, что именно с таким. Выстрела, однако, не последовало, но он почувствовал, как дуло пистолета уткнулось ему в темечко и тихий голос произнёс:
— Ты почитай себя уже покойником — хоть у тебя и светлая голова, да ничего, до тебя справлялись и после справимся. И коли будешь болтать или не споймаешь мне эту госпожу К, то можешь ставить себе свечку за упокой — никто даже не спросит, куда делся господин Розинцев. Уяснил?! — толкнуло его дулом.
— Уяснил, ваше высокоблагородие. Только что же будет, коли целый бочонок зелья пара тысяч человек выпьет? Надо бы сыск по всей стране учинить, — сказал и похолодел, сейчас-то уж точно пристрелит.
Шеф отложил пистолет, наклонился к нему, схватил руками за воротник и сдавил под горлом:
— Тебе что, щенок, объяснять, как у нас государство устроено?! Так я тебе объясню! Малейший сумасбродный слух может посеять смуту, сиюминутный каприз императрицы может стоить войны, тень подозрения способна уничтожить любого князя, ты знаешь об этом?! — орал Шешковский, тряся как грушу Розинцева, которому уже нечем было дышать. — И ты в этой системе никто и звать тебя никак, чтобы указывать мне, что надлежит делать!