Срывающейся рукой он набрал номер коммутатора учреждения, где работала Мария Александровна, попросил кабинет Колыванова.
— В учреждении еще никого нет, — ответила телефонистка коммутатора. — Вам срочно нужно? Даю ответственного дежурного.
Почти тотчас же послышался женский голос:
— Ответственный дежурный слушает.
Он спросил, что с его матерью, причем не сразу догадался назвать фамилию.
— Но ведь Мария Александровна в командировке, — ответила женщина потеплевшим голосом. — Что вас интересует?
— Колыванов прислал мне в Новокаменск телеграмму, что она опасно больна.
— Не понимаю… Андрей Анатольевич еще не вернулся из Москвы, а Мария Александровна вчера говорила с нашим отделом по телефону из Краснотурьинска по поводу стабильных учебников.
— Как же так?
— Недоразумение… Ноги отказались служить. Упершись в стену кулаком, он, ничего не понимая, смотрел в блокнот, висевший возле телефонного аппарата, два-три раза машинально перечитал сделанную рукой матери запись: «Павлу звонил человек, не назвавший себя, и убедительно просил позвонить в первый же приезд по №…»
Сердце билось сильно. Никогда он не испытывал такого чувства избавления: телеграмма о болезни матери оказалась недоразумением. В своей комнате Павел опустился в кресло и закрыл глаза.
«Недоразумение? — подумал он. — Но ведь кто-то послал телеграмму?» И эта мысль, такая очевидная, потрясла его.
— Кто послал телеграмму? — спросил он вслух. — Кто? Зачем? Ничего не понимаю! Нужно позвонить Ниночке. Может быть, она разберется…
В квартире Колывановых к телефону подошла домработница и, не спросив, кто звонит, сказала, что Нина Андреевна осталась ночевать на даче в Лесном, но к вечеру будет дома.
Голова раскалывалась от острой боли. Несколько часов прошло в оцепенении. Уже за полдень Павел оделся и вышел из дому.
«А это правильно, — подумал он, когда понял, что направляется к Мельковке. — Халузев знает… Я заставлю его рассказать все об отце. Он должен сказать!»
В этот ненастный день Мельковка глядела хмуро и была совершенно безлюдной. Бросилось в глаза, что все ставни на окнах в доме Халузева открыты, приоткрыта была и дверь. Он взошел на крыльцо, взялся за ярко начищенную ручку. Оказалось, что дверь заперта на цепочку. В щель глянуло круглое лицо пожилой женщины.
— Нету, нету Никомеда Ивановича, — сказала она. — В Гилевке Никомед Иванович на даче медком пользуется.
— Когда он приедет?
— А кто его знает. В субботу на денек наезжал.
— Всего хорошего!
— Сказать ему что?
— Да… Запомните, пожалуйста, мою фамилию: Расковалов. Скажите ему, что Расковалов хотел его видеть по серьезному делу.
— Скажу: Расковалов, мол…
Снова тишина квартиры, снова оцепенение. Уже вечером он очнулся, прислушался. Издали, точно сквозь туман, доносилась музыка.
«Ниночка приехала», подумал он, перевязал галстук, пригладил волосы и вышел на лестничную площадку.
Открыла ему домработница. В квартире Колывановых слышалась музыка. Ниночка выбежала в переднюю. За то время, что Павел не видел Ниночку, ее личико похудело, но глаза сияли.
— Еще один подарок судьбы! — обрадовалась она. — Как вы кстати! Только что получила телеграмму: с ночным поездом приезжает мой Федька! Понимаете, мой Федька приезжает! Прощу ему даже то, что писал больше о строительстве угольного разреза в Волчанке, чем о своих чувствах… Идемте, будем ждать Федьку и пить чай… Часто виделись с Валей? — Она замолчала, вгляделась в его лицо; поднявшись на цыпочки, положила свою Маленькую прохладную руку ему на лоб, коротко проговорила: — Жар… Больны, да?
Не ответив, он протянул ей телеграмму. Ниночка прочитала и подняла на Павла широко открывшиеся глаза.
— Не понимаю, Павлуша… Что это значит?
— Я понимаю не больше, чем вы…
— Ведь Мария Александровна в командировке, Федя сказал мне по телефону, что встретил ее в Краснотурьинске. Что это — шутка? Но кто так смеет шутить! — возмутилась она. — Шутить именем вашей мамы, моего отца!..
— Странно, правда?
— Не странно, а безобразно! — Она прищурилась. — А ну, голубчик, вспомните: в Горнозаводске нет никого — понимаете: ни-ко-го! — кто хотел бы вас вытащить на денек из шахты? Признавайтесь! Ведь у областного чемпиона по боксу было немало поклонниц…
— Нет, — ответил он и добавил, глядя на телеграмму, которую Ниночка крепко зажала в кулачке: — Хотя… Припомнилась сделанная рукой матери запись в телефонном блокноте; показалось, что телеграмма и звонок человека, не назвавшего себя, находятся в прямой связи.
3
Перечитав сделанную рукой матери запись: «Павлу звонил человек, не назвавший себя, и убедительно просил позвонить в первый же приезд по №…», он нетерпеливо набрал незнакомый номер. Тотчас же, точно его поджидали, послышался спокойный голос:
— Игошин слушает.
— Это номер… — проверил Павел. — Вы интересовались Расковаловым?
— Вот-вот, Павел Петрович! — приветливо воскликнул невидимый собеседник. — Я вашего звонка давно жду. Когда приехали?
— Простате, с кем говорю?
— Игошин Сергей Ефремович. Впрочем, это вам ничего не скажет. Познакомимся — все узнаете. Встретиться нужно, Павел Петрович, потолковать.
— Я получил телеграмму, что моя мать серьезно больна. Шутка или… не понимаю.
— Вот и об этой телеграмме надо поговорить. Итак, встретимся?
— Куда я должен явиться?
— Не в том дело, Павел Петрович, — серьезно проговорил Игошин после непродолжительного молчания. — Вы не должны никуда являться. Поймите это… Все от вашей доброй воли зависит. Так вот, если можете, — Игошин подчеркнул это слово, — то приходите на улицу Ленина, я вас встречу на углу возле магазина «Гастроном», против Областного управления Министерства внутренних дел. Когда сможете быть?
— Через час… если только не почувствую себя хуже…
— Да, слыхал, что болеете. Но вы болезни не поддавайтесь сейчас. К тому же болеть вредно для здоровья, как говорит один мой друг. В общем, если можете, приходите, а не сможете — позвоните.
— Хорошо!
— Вот и все… Значит, в одиннадцать?..
В столовой Павел опустился на кушетку, закрыл глаза. Беседа с Игошиным как-то сразу приглушила беспокойство, которое терзало его весь день. Благожелательность, прозвучавшая в голосе Игошина, была как теплый, светлый луч в суматохе мыслей. «Кто он? — подумал Павел. — Да нет же, совершенно ясно, кто он. Но почему он меня знает? Хорошо это или плохо? Хорошо, конечно хорошо! Он поможет. В чем? Разобраться, понять».
Потом мысль потускнела, почти утонула в душной волне жара, охватившей его, а когда полузабытье миновало, беспокойство вернулось — не только беспокойство, а тоска.
«Но кому же и зачем понадобилось вызвать меня в Горнозаводск? Ведь меня от шахты оторвали!..»
— Клятая шахта! — произнес он и поднял голову. Что же он сидит вот так, когда нужно спешить в шахту, предотвратить новую опасность, которая, как был уверен Павел, грозит его делу! Как попасть в Новокаменск? Поезд уже ушел. Все равно, надо тотчас же вернуться, уйти с головой в работу, ворваться в шахту, сдать ее, закрепиться на южном полигоне.
Телефон забил короткими требовательными звонками иногороднего вызова.
— Инженер Расковалов? — спросила телефонистка. — Будете говорить с Новокаменском… Новокаменск, алло! Абонент отвечает… Говорите!
До боли в пальцах Павел сжал трубку, услышал далекий, нетерпеливый, хорошо знакомый голос:
— Товарищ Расковалов? Как здоровье матери?
— Телеграмма о болезни матери оказалась… ложной, товарищ управляющий. Мать в командировке. Меня ввели в заблуждение.
— Повторите! — потребовал управляющий. — Что за черт!
Павел повторил слово в слово.
— Немедленно возвращайтесь в Новокаменск! — уже в крик приказал управляющий. — Слышите, немедленно! С городской базы треста в полночь уйдет грузовая машина с электроматериалами. Устройтесь. База находится на улице Хохрякова. Приезжайте прямо в трест! Слышите?