Первая, основная партия двигалась впереди, вторая — немного отступя от нее. В том месте, где тропа Клятого лога круто сворачивала на юг и откуда несколько дней назад Петюша начал путешествие к «двум братьям», первая партия не надолго остановилась и дождалась второй партии, которую вел Никита Федорович.
Попрощались. Игошин кратко напомнил Самотесову план действий:
— Доберетесь до ходка — один выстрел. Не доберетесь до двенадцати — два выстрела. Столкнетесь с кем-нибудь — три выстрела. Как думаете, товарищ Пантелеев, не заблудитесь в болотах этих, не потеряетесь?
— Не сомневайтесь, — прогудело из темноты. — По звездам напрямик выйдем, а болота на миру не страх.
— Не пускать в ход оружие до последней крайности, брать живьем.
— Понятно, — ответил Самотесов.
— Запомните, товарищ Федосеев: именно здесь, на дороге, нужно будет, примерно к двенадцати часам, поставить сильный пикет… Значит, поторопитесь. Второй пикет поставьте у того места, где Голубок подошел по следу к болоту. О других пикетах мы с вами говорили.
— Все будет сделано.
— Прощайте!
— Всего хорошего! — сказал Федосеев. — Прощайте, Павел Петрович!.. Все же считаю неправильным, товарищ Игошин, что вы меня в тылу оставляете.
— Ничего, вам ночью может достаться горячо, товарищ секретарь партийного бюро, — успокоил его Игошин. — Кажется, все? Разошлись!
В темноте на Павла надвинулась большая тень.
— Прощай, товарищ начальник! — прогудел Пантелеев. — Прости, коли что… Вишь, как дело повернулось. Сказывают, целое гнездо волчье в Баженовке обнаружилось. Ничего, никуда не денутся!
— Прощайте, Егор Трофимович…
Первая партия двинулась дальше в темноту.
Игошин и Павел с Голубком открывали шествие, за ними Осип нес Петюшу. Через каждые полкилометра его сменял один из тех молодых и молчаливых людей, которые явились в Конскую Голову к вечеру и называли Игошина только товарищем майором. Колонну замыкали Максим Максимилианович и второй человек Игошина.
— Правильно идем, Петюша? — время от времени опрашивал майор. — Смотри лучше, сбиваться нельзя!
— Не, ничего, — спокойно отвечал маленький проводник. — Здесь все прямо. Здесь нехитро.
— Молодец… Доктор, дайте ему еще колбасы.
— Ешь не спеша, — говорил Максим Максимилианович, протягивая Петюше еще кружок колбасы с тонким ломтиком хлеба.
Снова возвращалась тишина ночного леса, глухого и влажного. Мощно дышала зеленая громада. Он жил, рос, умирал в одно и то же время, этот почти девственный лес. Неподалеку грохнуло, прошумело, грохот рассыпался бесчисленными убегающими отголосками.
— Лесина большая пала, — тихо объяснил Петюша.
— Умерло дерево, — откликнулся Абасин.
— От старости, знать, — добавил Осип. Еще полчаса прошли в полном молчании.
— Голубок тянет, — сказал Павел.
Овчарка чуть слышно прорычала. В ту же минуту из темноты окликнули:
— Кто идет? Стой!
— Люди идут, — ответил Игошин. — Вы, Колясников?
— Так точно, товарищ майор.
— Успели обернуться? Хорошо!
В этом пикете было четверо. Пока Игошин и Колясников беседовали шепотом, один из баженовского пикета вполголоса весело проговорил:
— Васька, да ведь это Голубок!
— Миша! — узнал Павел. — Тоже участвуете?
— Товарищ начальник! — поразился Миша. — Честное мое — вы! А мы вас утром в Баженовке видели и второй раз под обстрел взяли.
— Что болтать! — прикрикнул Василий, подошел к Павлу вплотную, будто не поверил его голосу; сдерживая радость, проговорил: — Здравствуйте, товарищ начальник! Вот хорошо!
— Вы меня видели? Когда и где?
— Возле каменоломни… Не вас, ясное дело, а одетого, как вы…
— В лицо видели?
— Да нет, товарищ начальник, издали пришлось, — сказал Миша. — По одеже — вы, а лицо не разглядели. Но обличьем на вас шибко похож. Удрал он от Васьки…
— А ростом?
— Не разобрать было на бегу. Но тот старше вас. — Василий быстро добавил шепотом: — Павел Петрович, мы волчий выводок нащупали. Троих! Там есть и тот, которого Мишка подстрелил. Тот, значит, тоже на вас обличьем был похож. Все они, гады, в каменоломне таились, в местпроме будто служили.
Рассказ Василия был прерван Игошиным. Он скомандовал продолжать движение, повел партию вместе с пикетом Колясникова, а немного спустя, когда Петюша сообщил: «Тут с тропки свернуть надо», Игошин отдал последние распоряжения. Пикет Колясникова остался на тропинке. Из этого пикета Игошин взял Михаила Первухина и присоединил к своей партии. Братья расстались, молча пожав друг другу руку.
2
Двинулись по бездорожью, прямо через тайгу.
Стало немного светлее. Багряный ломоть месяца плыл от дерева к дереву. Лесные великаны рисовались на фоне неба.
За деревьями протянулся туман, точно белая река бесшумно лилась в воздухе. Отблеск месяца лег на пышный, высокий папоротник, роса запорошила травы серебристой пылью.
— Как направление, капитан? — осведомился Игошин.
— Болотника сейчас будет, — предупредил Петюша. — Неглубокая, пройти можно.
Сразу посвежело, потянуло сыростью, под ногами захлюпало, небо стало туманным, отражение месяца заколебалось и разбилось в воде. Осип оступился, чуть не упал и выругался. Вскоре туман затянул все понизу. Шли сначала по колено, а потом по пояс в молочном тумане между низенькими соснами. Хотелось держать руки повыше над туманом. Это продолжалось долго.
— Камни! — сказал Петюша.
На фоне неба с его редкими звездами возникли высокие неподвижные тени. Полоса тумана осталась позади. Началось отлогое взгорье, чуть-чуть потянуло сухим теплом.
Издали докатился слабый отголосок выстрела. Люди остановились.
— Самотесов со своими людьми к «двум братьям» вышел! — оживленно проговорил Игошин. — Половина дела сделана. А где же твой ходок, капитан?
— Прямо ступай, Осип! — приказал Петюша. — Тут ручеек плескал, а нынче чего-то не слыхать.
Тишина! — потребовал Игошин. Все затаили дыхание.
От камней донеслось глухое строптивое бормотанье воды, по временам прерываемое хихиканьем, всхлипываниями. Вода билась меж камней.
— Он, — спокойно произнес Петюша. — Пусти-ка меня наземь, Осип. С ношей не пройдешь…
— Голубок сильно тянет, — предупредил Павел начальника партии, с трудом сдерживая Голубка, натянувшего цепь и рыскавшего носом по земле.
— Рассредоточьтесь! — коротко бросил Игошин.
Участники похода разошлись в обе стороны, образовав как бы полумесяц, и стали медленно приближаться к темной гряде скал, которые с каждой минутой становились все выше. Каждый шаг давался нелегко: взгорье было густо усыпано обломками камня, валунами.
Миша не выдержал, шепнул Павлу, когда они сблизились у одного из камней:
— Товарищ начальник, к вам старик в Конскую Голову приходил, Халузев. Так поймали его. Вечером поймали на Перемете. Хотел сбежать. Денег при нем было много.
— В стену упремся, что ли? — спросил Осип.
В темной гряде скал обозначилась еще более темная полоса, шедшая вкось сверху вниз. Это было узкое ущелье.
— В щель первые пройдем мы с вами, Павел Петрович, вместе с Голубком, — сказал Игошин. — Другие будут двигаться за нами редкой растянутой цепочкой. Петюша с Осипом пройдут последними. Теперь нам проводник, собственно говоря, уже не нужен. Собака на верном следе, ишь как рвется!
— Да, она ведет хорошо.
Вошли в теснину между утесами. Один из них высился крутой стеной, другой склонился к нему, точно застыла гранитная волна, собравшаяся ударить в обрыв. Идти стало еще труднее: теснина представляла ложе ручья, камни осыпались из-под ног, скатывались в воду.