Выбрать главу

Порой казалось, что никогда не кончится это путешествие по гротам и щелям, по тоннелям и норкам, то спадавшим вниз, то уходившим вверх. Наконец даже Максим Максимилианович притих совершенно и только вздыхал, когда нужно было проявить новое усилие.

— Идем на северо-восток, — определил по компасу Игошин.

— Да, к шахте, — ответил Павел.

На душе становилось все тревожнее. Павел старался представить, успеет ли экспедиция достигнуть стыка выработок с пещерами, раньше чем это сделают осажденные в «горе». Время летело, таяла минута за минутой, Голубок все еще был спокоен.

— Вода шумит! — вдруг проговорил Миша. Остановились, прислушались. Да, шумел ручей, тот небольшой и чистый ручей, который послужил путеводителем Петюше почти сразу, как только он вышел в пещерную часть.

— Теперь секунды на счету, — сказал Игошин. Щель, по которой змеился ручеек, с каждым шагом становилась шире. Стало трудно идти. Громадная конусообразная пещера была завалена, загромождена мелкими обломками, осколками камня.

— Осыпь или обвал? — спросил Игошин.

— Вернее всего отвал шахты, — предположил Павел.

Начался трудный подъем. Нога не могла найти твердую точку опоры. Уровень отвала непрерывно повышался. Попалось несколько плах, вероятно служивших когда-то скатами для тачек. Наконец открылась задняя стена пещеры и почти квадратное отверстие, очевидно устье штрека, через которое горняки сбрасывали пустую породу в пещеру.

4

Первая цель похода была достигнута: партия Игошина миновала пещеры и вышла к выработкам шахты. Но тревога не ослабела: можно было предполагать, что Клятая шахта, широко раскинувшаяся под землей, соединялась с пещерой в нескольких пунктах.

Молча поднялись к черневшему отверстию выработки и, помогая друг другу, вошли в нее. Штрек проходил по серому кварцу и не был креплен, но понизу лежали плахи, сохранившие след тачечного колеса. Вел этот штрек прямо, как стрела. По описаниям Петюши, Павел и Игошин знали, что штрек кончается завалом, закрывающим ход к страшному забою. Тут начиналась неясность. Петюша слышал голоса людей, которые начали разбирать завал, потом прервали свою работу, не кончив ее, но невольно для себя освободив Петюшу. Как они пробрались к завалу: со стороны пещеры или из верхнего горизонта шахты? Соединялась ли эта часть выработки с остальными выработками Клятой шахты, минуя завал штрека, или упиралась в завал?

— Короче говоря, может быть мы наткнемся на завал и дальше хода не будет, — отметил Игошин. — Разберем завал и… выйдем к новому завалу, закупорившему восстающую выработку. Пришлось бы пробиваться через него. Все это не годится! Итак, мне кажется, что, столкнувшись с первым завалом, лучше всего будет немедленно повернуть назад и быстрее выйти обратно в пещеры. Может быть, встреча состоится именно там. Вероятно, так или иначе «те» должны будут пройти пещерой.

— Но сколько пещерных маршрутов они знают? Мы знаем лишь один…

— Да, но мы хотим встречи и сделаем все, что можем, для того, чтобы она состоялась!

— Однако в устье выработки ясно чувствовался ток воздуха, — проговорил Павел задумчиво. — Эта выработка все же должна быть связана с шахтой, минуя тот завал, через который пробрался Петюша.

Узкий штрек, уходивший вправо, открылся внезапно, как бы спеша подтвердить его догадку.

— Почему же Петюша не говорил о нем ничего? — удивился Игошин.

— Он был в таком состоянии, что навряд ли вообще что-нибудь замечал, — догадался Абасин. — Да и какие осветительные средства у него были! Жалкая свеча!

Голубок заметался: казалось, он хотел раздвоиться, чтобы одновременно и продолжать путь по прямой к завалу и свернуть в боковой узкий штрек.

Решили разделиться: Игошин, Трофимов и Абасин должны были выйти к завалу и убедиться, что «те» не пробились в альмариновый забой; Павел с Мишей и Голубком отправлялись по боковой выработке.

— Желаю вам удачи, Павел Петрович! — сказал Игошин. — Необдуманно на опасность не идите. Все равно они в мышеловке. Оставляйте за собой след, спасительную нить Ариадны. У вас блокнота нет?.. Записная книжка? Ну вот, бросайте листки посредине штрека через каждые пять минут движения… Доктор, у вас есть блокнот… Вот славно, передайте чистые листки Павлу Петровичу. Теперь вперед!

Голубок так резко бросился в боковую выработку, что, сдержанный цепью, повис передними лапами в воздухе. Не спуская собаку с цепи, Павел спешил за нею; в двух шагах от него бежал Миша, взявшийся бросать листки. Трудно было бы сказать, сколько времени продолжался бег по узкой и низкой, по-видимому старинной выработке, крепленной почти черными от времени и чересчур толстыми стойками.

По временам Голубок нетерпеливо оборачивался к Павлу, едва слышно взвизгивал, точно хотел сказать: «Медленно, слишком медленно! Отпусти меня, если не можешь идти быстрее».

Вдруг он замедлил движение и пошел, стелясь по земле, едва давая Павлу чувствовать рукой цепь. — Тихо, Миша!

— Есть тихо! — шепотом ответил Первухин. Движения Голубка становились все осторожнее; потом с предупреждающим глухим рычаньем он плашмя лег на землю. Павел прикрыл стекло фонарика и сделал несколько шагов вперед.

— Пересечение выработок, — шепнул он. Бесшумно, медленно Голубок подполз к угловой стойке. Павел слышал его дыхание; слышал он и дыхание Миши, стоявшего рядом. Несколько секунд, показавшихся бесконечными, люди прислушивались в темноте.

— Слышите? — шепнул Павел.

. — Ничего… — ответил настороженный Миша и почти тотчас же добавил: — Идут… Может быть, наши?

— Кто знает… Один человек… Нет, ясно не наш!

— Светит… Живьем надо взять…

— Это сделаю я! — судорожно глотнул воздух Павел. Мускулы напряглись. Не думая о том, что обещает ему следующая минута, Павел подался назад, приготовился к броску. Голубок прерывисто вздохнул. Павел приказал: «Лежать смирно!», наклонился, протянул вперед руки.

В ходке становилось светлее. Торопливые шаги приближались. Человек показался со своим фонариком из-за тупого колена выработки. Тотчас же руки Павла сошлись у него на шее, человек рухнул на колени, фонарик погас.

— Свет, Миша! — тихо бросил Павел.

Он оттащил человека к месту засады. Фонарик осветил искаженное страхом длинное лицо с бесцветными глазами, с отвалившейся челюстью. Этому человеку, судя по всему, было около тридцати лет, он был в черном бушлате, в высоких сапогах. Рыжеватые волосы выбивались из-под низко надвинутого на лоб кожаного картуза. Выражение страха в глазах человека сменилось ужасом, когда Голубок приблизил голову к его лицу и шумно принюхался.

— Спросим — кто? — предложил Миша.

— Да, но не позволим ему поднять крик, — быстро ответил Павел, вглядываясь в лицо, обезображенное, страхом. — Кто-нибудь из ваших есть еще в Клятой шахте? — спросил он, не выпуская тонкой и жилистой шеи. — Отвечайте глазами «да» или «нет», или я задушу вас!

Человек утвердительно моргнул.

— Сколько? Человек снова моргнул.

— Это значит — один человек? Тот же знак утверждения.

— Сколько лет тому человеку, которого вы недавно потеряли, когда хотели выйти из шахты: двадцать?.. Нет?.. Тридцать… Хорошо! Сколько лет тому человеку, который находится в шахте: двадцать?.. Тридцать?.. Сорок?.. Пятьдесят?..

Человек медленно закрыл глаза.

— Лишился чувств! — с отчаянием воскликнул Павел. — Значит, остался старик!

Это вырвалось из груди стоном. Миша удивленно смотрел на Павла Петровича.

Сзади послышались быстрые шаги, из темноты показался сержант Трофимов.

— Есть один? — быстро спросил он.

— Получайте! — весело ответил Миша.

— Как дела у товарища Игошина? — осведомился Павел.

— Уперлись в завал… Завал до конца не разобран. Теперь они идут вслед за мной.

— Мы — вперед. Собака тянет сильно… Миша, не забывайте о листочках. Кидайте их чаще, не целые, а половинки…