Сес. Стоит рядом и плачет — тихо и с опаской, наверняка боится, как бы меня снова не понесло.
— Генри, ты злишься на меня? — спрашивает она, прерывисто всхлипывая.
Я становлюсь на колени, чтобы быть к ней ближе.
— Нет, что ты, — успокаиваю ее я.
— А вид у тебя такой, как будто злишься, — заикаясь, между всхлипами выдавливает она.
Я достаю из кармана платок и проверяю, нет ли на нем крови — нет; затем я утираю ей лицо от слез — так, как обычно вытирают лобовое стекло машины на автомойке.
— Сесилия, — говорю я, — пожалуйста, прекрати плакать, а не то своими слезами испортишь коврики для ног.
Она смеется сквозь слезы, потому что коврикам для ног в нашем доме уже давно ничего не страшно.
— Генри, а можно мы послушаем наверху пластинки? — спрашивает она.
— Конечно, можно.
— Круто. А принесешь мне поесть?
— О’кей. Чего тебе хочется?
— Если не трудно, то какао и сыр, — говорит она. — Две ложки какао. Четыре кусочка сыра. Молоко с пенкой. Спасибо тебе, братишка.
Она идет наверх в своем летнем сарафане и сережках из искусственного жемчуга — наряд в точности такой же, как у мамы сегодня на свадьбе. Остановившись на полпути, оборачивается и смотрит на меня взглядом настолько взрослым, что я вскакиваю.
— Генри, скажи: в Стивена стреляли из пистолета?
— Да, — невольно отвечаю я, не в силах соврать ей здесь и сейчас.
— Он умер? — снова спрашивает она.
— Нет, — отвечаю я. — Нет. Пока нет.
— Он умрет?
— Не знаю.
Она смотрит на мой костюм, затем обводит взглядом комнату.
— Ты скоро ко мне поднимешься?
— Да, сейчас, скоро поднимусь.
— Здорово. Только побыстрее, ладно? — С этими словами она скрывается наверху.
Я спешу на кухню. Две ложки какао в молоко с пенкой. Пять кусков сыра, потому что она всегда просит еще один после того, как съест свои четыре. Я ставлю телефон у нижней ступеньки лестницы, взбегаю наверх, отдаю еду Сес и иду за пластинками. Сгребаю в кучу штук тридцать и тащу их в ее комнату. Сверху оказывается «Альбом 1700» Питера, Пола и Мэри. Я кладу пластинку на диск проигрывателя, включаю его и сажусь на краешек кровати Сес, чтобы удобней было общаться с ней, сидящей напротив на маленьком стульчике. Комната наполняется музыкой. Сес жует сыр, держа кусок обеими руками, как белка орех.
— Какой вкусный сыр, — говорит она.
— Могу представить, — отвечаю я.
— Хочешь кусочек?
— Я не голодный.
— Тебе нужно есть больше сыра, — говорит она, — а то ты такой худенький. А сыр тебе поможет. У меня вон, видишь, даже складки появились. Думаю, это все от сыра.
— Да нет, я правда не голодный, — настаиваю я.
— Ты не хочешь есть из-за Грейс?
— Не знаю. Может быть, — честно отвечаю ей я.
— А они с мамой придут к нам? — спрашивает она.
— Нет.
— Это хорошо, — говорит она. — Сейчас я хочу просто побыть с тобой.
— Да, малышка, и я тоже, — говорю я и обнимаю ее, а она рыгает, правда, тихо.
— Это что было — благородная отрыжка? — интересуюсь я.
— Ты должен слышать телефон, когда позвонит мама, — говорит мне Сес.
— Бля, точно.
Питер, Пол и Мэри уносятся за горизонт на реактивном самолете и бог весть когда еще вернутся. Тишина в комнате отдается тяжелыми пульсирующими ударами, как головная боль, как биение сердца. Мы сидим и смотрим в пространство.
— Генри, помнишь ту ферму с коровами, про которую ты мне рассказывал вчера вечером?