— Иван Николаевич! — не выдержал Привезенцев и встал.
— Чего? — удивленно спросил егерь, развернувшись к нему лицом. При этом вид у него был такой, будто он давно забыл об идущем следом Привезенцеве и сейчас был ошарашен его голосом.
— Долго еще? — устало спросил Привезенцев.
— Почти пришли, — мужчина провел по покрытому рыжей щетиной подбородку рукой. — Надо засветло позицию занять. Зверь ночью приходит… Мы сейчас по распадку пройдем еще с километр, а потом в горку. Там до солонцов рукой подать.
Снова двинули в путь. Уже смеркалось, когда егерь круто повернул вправо и пошел осторожнее.
— Вот и пришли, — раздался вкрадчивый голос, и Привезенцев едва не врезался в широкую спину остановившегося на пути егеря.
Он посмотрел вперед. В паре десятков метров, у основания березового кола, была яма. Она была в прямом смысле вылизана в земле на глубину штыковой лопаты животными, в разное время приходившими сюда, чтобы полакомиться солью. Привезенцев знал, что это не природный солончак. Охотники сами научились делать такую приманку для зверя. Приносят на себе соль по весне, когда земля еще набухшая водой, вскапывают грунт, потом перемешивают его с солью деревянным колом, чтобы запаха железа не оставить. Выбирают заранее место, откуда стрелять. Оно должно быть недалеко, а поэтому, чтобы зверь не почуял, его всегда обустраивают в том направлении, куда чаще ветер дует. Сразу оборудуют укрытие и даже вставляют в бойницу палку, чтоб зверь привыкал, что рядом с тропой что-то торчит. Когда придет время, ее заменит ствол ружья. Год, два, иногда больше уходит, чтобы пробил сюда дорогу зверь.
— Подходить не надо, — предостерег Привезенцева егерь. — Запах зверь учует и не подойдет.
— Я знаю, — кивнул Привезенцев.
Егерь направился чуть правее солонцов. Укрытие для охотников располагалось в яме, образованной при падении огромной сосны. Ее же ветки служили для укрепления бруствера созданного природой окопа. Вымытые дождями и отполированные ветром могучие корни застывшим взрывом торчали вверх.
Егерь спустился на дно ямы, снял винтовку и вставил ее в небольшую амбразуру, из которой убрал палку, до этого имитирующую торчащий ствол.
— Это чтобы зверь привыкал, — зачем-то пояснил он, хотя Привезенцев ему уже говорил, что такая охота ему знакома. Даром что выдвигался в депутаты от соседней области, где за время предвыборной кампании успел не только поохотиться и порыбачить, но и обзавелся внебрачным сыном…
Между тем Гаршин сбросил под ноги рюкзак, присел перед ним на корточки и отстегнул притороченный к нему свернутый в рулон коврик.
— Устраивайся, чего стоишь? — разворачивая подложку, сказал он.
Шурша прошлогодней листвой, Привезенцев спустился в яму, сел прямо на землю и положил ружье рядом.
— Значит, говоришь, бывал уже на охоте? — прищурился егерь, расправляя коврик.
— Бывал, — подтвердил Привезенцев и прижал впившегося в шею комара.
— Грызут черти, — заметив, как сморщился московский гость, усмехнулся егерь. — Потерпеть придется. Нельзя на охоте мазями мазаться. Зверь, он за версту чует даже запах мыла.
— Я тут подумал, — Привезенцев приподнялся и посмотрел в сторону солонцов, — если завалим сегодня зверюгу, как мясо тащить?
— Просто, — хмыкнул егерь. — Тут недалеко полянка есть. Там геологи стояли, расчистили все. Если что, вертолет закажем…
— Вертолет?! — опешил Привезенцев, одновременно прикидывая в уме расходы на перелет.
— А чего ты удивился? — Егерь вопросительно уставился на депутата. — Губернатор лично распорядился. Шестакова уже маршрутный лист оформила, будто летит осматривать буровые на севере. Здесь же не Москва, у нас все просто…
— М-да, — выдавил из себя Привезенцев.
От всего происходящего ему становилось не по себе. Слишком много чести даже для депутата. Он не первый год в политике и давно усвоил, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
— Ты, Юрий Сергеевич, ложись, — егерь насмешливо посмотрел на депутата. — А то тебя с тропы видать.
Привезенцев улегся на подстилку, осторожно вставил ствол ружья в просвет между двумя чурками и посмотрел на егеря.
— Ты прицелься в вешку, — стал наставлять егерь. — Да так и оставь. Как стемнеет, следи за тем, когда она потемнеет. Это значит, зверь уже кормится, и можно стрелять.
— Ее точно ночью видно будет? — целясь в торчащую сразу за солонцами березовую палку, спросил Привезенцев.