Надо ли объяснять, что из-за этого нарушалось расположение войск, что противник вклинивался и окружал, отсекал корпуса, дивизии, полки, а несколько позже и армии,— в частности, нашу 6-ю и 12-ю.
Отправляясь из своей редакции армейской газеты «Звезда Советов» в ту или иную дивизию, я никогда не знал, доберусь ли, где ее найду, по какой дороге и куда возвращусь или хотя бы отправлю корреспонденцию, торопливо нанесенную на странички «полевой книжки».
Но что значили мои корреспондентские страдания, если связь с дивизиями терял штаб армии, если ненадежна и непостоянна была его связь со штабом фронта?
Еще и еще раз с гордостью вспоминаю: окруженные и отрезанные от основных сил в самые первые дни приграничных боев соединения и даже просто горстки бойцов сражались отчаянно и беззаветно. И связисты не виноваты: они делали больше, чем могли!
Невозможно судить задним числом, что было бы, если бы то, что уже состоялось, произошло по-иному, хотя для выводов на будущее это тоже важно. И все же есть доказательство, я бы назвал его историческим, точное доказательство, что связь в июне еще держалась. Именно потому, что она действовала, получили приказ на отход и успели отойти некоторые пограничные отряды и части войск прикрытия границы.
А если бы уже не было связи? Что произошло бы тогда?
А то, что случилось с частями, которые по разным причинам, а в подавляющем большинстве случаев — из-за отсутствия связи, не получили приказа на отход.
Они продолжали сражаться.
Они стояли насмерть.
Они погибли, нанеся врагам огромные, многократно превышающие нашу численность, потери.
Они держались до конца июня и еще сражались бы, пока оставался живым и способен был вести огонь последний воин.
Бессмертен, незабываем подвиг гарнизона Брестской крепости.
Он стал символом.
Но величие подвига гарнизона крепости на Буге именно потому утвердилось в истории, вошло в кровь и плоть нашего народа, что подвиг этот был не одиноким и не единственным.
Образ мыслей, система действий, личное поведение защитников Брестской крепости были типическими и характерными для советских людей, выросших, духовно и физически сформировавшихся за два с небольшим десятилетия, прошедших после Великой Октябрьской революции.
После нападения фашистской Германии на Советский Союз сразу же образовалась, правда, прерывистая, цепь подобных Бресту беззаветно сражавшихся крепостей (с фортами и стенами и без них).
Решая задачу стратегического характера, высшее командование дало приказ на отход; в тех случаях, когда приказ дошел до частей и еще имелась возможность отступить, он выполнялся.
С каждым днем июля положение со связью ухудшалось и ухудшалось.
Переговоры по радио подчас искажались при передаче и расшифровке. Трудны были и опасны разговоры по проводам — при рваной линии фронта враг легко мог подключиться и подслушивать.
Но все же приходилось использовать обычные телефонные линии. Однажды, ведя переговоры между штабом фронта и штабом 12-й армии, начальник оперативного отдела штаба фронта полковник Баграмян и начальник штаба 12-й армии генерал-майор Арушанян, старые товарищи по службе, использовали хитроумный прием: они заговорили на своем материнском армянском языке, разумно предполагая, что противник, если он подслушивает, сразу не разберется.
Но это удачное изобретение поломалось самым неожиданным образом: контролирующим линию связистам показалось, что переговоры по нашим проводам ведет противник на своем немецком языке, и они поспешно оборвали связь...
Крайне усложнена была связь корреспондентов центральных газет с Москвой. Их статьи и очерки безнадежно опаздывали, а то и просто терялись в пути.
Тем удивительней и невероятней случай, свидетелем которого я оказался в конце июня, а может быть в самом начале июля.
Знатные собкоры «Правды» и «Известий» в открытую завидовали нам, работникам армейских газет, а еще больше — шустрым политрукам из дивизионных редакций, чуть ли не на поле боя сдававшим в набор свои сочинения, а иногда и собственноручно набиравшим их в опустевших типографиях районных газет...
Среди них особенно отличался оперативностью младший политрук Федя Сетин из газеты 140-й дивизии «Боец-сталинец», с которым я встретился и подружился в древнем Изяславе на реке Горынь. Неутомимый корреспондент дни и ночи проводил на передовой. Из одного кармана у него торчали рукописи, из другого — граната. Он ухитрялся писать довольно длинные очерки, не умещавшиеся на страничках «дивизионки». Товарищи подшучивали над ним: Федя пишет очерки исключительно для «Правды».