Иные не верят, утверждают, что командармы сложили головы во вчерашнем бою.
Другие готовы сгоряча взвалить на Понеделина и Музыченко всю ответственность за катастрофу.
Тут же яростные контрдоводы: ведь командармы предпринимали все меры, возможные в сложнейшей обстановке. Наконец, не они ли вместе с бойцами пошли в прорыв, показывая пример личной храбрости и отваги?
...Ивану Николаевичу Музыченко тридцать девять лет. Участник гражданской войны, краснознаменец. Родился в Ростове-на-Дону в семье матроса, окончил два класса учительской семинарии, стал красным командиром. Потом учился военному искусству — одним из его учителей был Павел Григорьевич Понеделин. Это человек, пользовавшийся большим уважением в Красной Армии. Учитель, сын крестьянина, он вырос в Ивановской области и добровольцем вступил в Красную Армию в дни ее основания. Он был соратником Фрунзе. В 1918 году стал коммунистом.
На гражданской войне командовал полком, а потом бригадой, ранен, награжден двумя орденами Красного Знамени.
Будучи на рубеже тридцатых годов преподавателем военной академии, оказался наставником многих, впоследствии отличившихся и ставших знаменитыми военачальников.
В Ленинградском военном округе он прошел путь от комдива до начальника штаба округа, был награжден орденом Ленина. Он участвовал в подготовке нового Устава и принял 12-ю армию за месяц до войны...
Разрозненные группы продолжают сражаться.
Вскоре на наши головы посыплются поганые листовки с фотографиями якобы изменивших Родине генералов и текстами будто бы сделанных ими пораженческих заявлений. Лишь через много-много лет американский историк Даллин в своей книге «Немецкое правление в России 1941—1945 гг.» опубликует найденный им в немецких архивах доклад о допросе 9 августа.
Вот, оказывается, что сказал советский генерал только что схватившим его врагам:
«М у з ы ч е н к о. Русские будут сражаться до последней капли крови даже в Сибири, потому что, когда речь идет о судьбе родины, ошибки, совершенные режимом, не имеют значения».
Надо иметь в виду, что это не стенограмма, а немецкое штабное изложение его слов, записанное каким-то военным переводчиком, потом включенное в некий сводный доклад, а теперь переведенное с немецкого на английский и уже с английского — на русский. Уверен, что слово «режим» Музыченко не мог употребить, такого слова не было в его словаре, вообще в нашем словесном обиходе тех времен.
Но позиция командарма-6 ясна и определенна!
Что касается листовки с ошеломляющей фотографией — наш командарм Понеделин в окружении немецких генералов поднимает бокал шампанского,— то перед нами искусный образец монтажа — ловко сфабрикованная фальшивка. В тексте, с орфографическими ошибками отпечатанном на русском языке, командарм ко всему прочему назван еще и «предводителем дворянства».
Я видел провокационные листовки своими глазами. Не знаю, сохранились ли образцы в каком-либо архиве. Дело в том, что листовки приказано было уничтожать, приказ выполнялся неукоснительно и с удовольствием.
В боях сорок первого года нашлось еще одно применение листовкам: их накалывали на штык, вместе со штыками они в атаке обагрялись вражеской кровью...
7 августа
Весь вчерашний день я провалялся среди убитых слева от дороги, на которой, когда я очнулся, громоздились разбитые машины, повозки, орудия, тракторы.
Что-то мне снилось, как в старину говорили, грезилось, но сразу исчезло и растворилось в безжалостной действительности. А жаль. Может быть, я побывал по ту сторону жизни.
Был уже вечер, и я обнаружил, что в разбитой руке у меня расщепленная винтовка, что гимнастерка почернела и задубела от крови. Когда меня перевязывали, понял, что ранен и в голову. Злило то, что вижу каждым глазом как бы отдельно — два изображения.
К счастью, я не знал, сколько потерял крови, наверное, именно неведение позволило мне подняться и зашагать. Куда? Раненым положено уходить в тыл. Не было тыла, вокруг бой. Ночью 7 августа я опять очутился в дубраве.
Оказывается, не я один вернулся в Зеленую браму.
В украинской газете «Сильски висти» опубликовано воспоминание Александра Шаповалова, командовавшего взводом в 75-м полку 10-й дивизии НКВД. Бойцы из колонны нашего неудачного прорыва объединились в отряд и ринулись обратно — на исходные позиции. Они ворвались в горящее село. Окраина уже была занята врагом. Егеря располагались на отдых. Под неожиданным натиском они в панике бежали.
Отряд из 80 человек вряд ли мог рассчитывать на серьезный успех. Просто Шаповалов и его товарищи знали, что воин обязан сражаться, и приняли решение навязать егерям неожиданный бой. Шаповалову и еще троим удалось вырваться.