Как свидетель, никому не отдам предпочтения в мужестве, в храбрости, в беззаветности. Командиры и комиссары были достойны друг друга.
Рассказанное мной относится к политработникам всех степеней — от политбойца до члена Военного совета.
Руководящие деятели партии, члены Центрального Комитета, секретари обкомов, горкомов, райкомов повторяли судьбу и брали пример с революционеров, направленных Лениным в юную Красную Армию на борьбу с белогвардейщиной, с интервенцией четырнадцати держав: Фрунзе и Киров, Орджоникидзе и Шаумян, Куйбышев и Дзержинский были с юности кумирами комиссаров сорок первого года.
В разгар июльских боев в штаб 12-й армии прибыли видные партийные работники — Петр Митрофанович Любавин и Михаил Васильевич Груленко. Они были назначены членами Военного совета и сразу же включились в работу: в корпусах и дивизионах, в арьергардных боях и на марше они вносили в тяжкую атмосферу тех дней некоторую разрядку. Не преуменьшая опасности и избегая общих фраз, они вникали в противоречивую суть обстановки — выдержанные, спокойные, твердые в решениях. Очень разные, они были, как вспоминают оставшиеся в живых товарищи, чем-то похожи друг на друга,— надо полагать, уже тогда, за без малого четверть века жизни нашей страны, сложился тип партийного работника, беззаветного продолжателя большевистского дела.
Дооктябрьское поколение большевиков называли профессиональными революционерами. После победы революции это гордое наименование мы стали относить к прошлому.
А вот когда стали известны строго секретные фашистские приказы и директивы о подготовке нападения на СССР, оказалось, что Гитлер и его банда больше всего страшились тех, кого они называли профессиональными революционерами.
Предписывалось охотиться за ними, уничтожать в первую очередь.
С гордостью думаю я о Любавине и Груленко как о профессиональных революционерах!
Петр Митрофанович Любавин родился в конце прошлого века и четырнадцатилетним пошел по слесарному делу. Ему исполнилось двадцать, когда создавалась Красная Армия, и он стал одним из первых ее бойцов. В партию он вступил на фронте. Когда пришла победа, красноармеец снова пошел в слесаря. Его заметили, товарищи выдвинули его на руководящую партийную работу, а потом как парттысячника послали учиться в Днепропетровский химико-технологический институт. Коммунист стал инженером, секретарем парткома завода, а вскоре его избрали секретарем горкома, а потом и третьим секретарем Днепропетровского обкома ВКП(б).
Перед войной он был уже первым секретарем Донецкого (тогда — Сталинского) обкома партии. В архиве сохранились стенограммы его речей; на областной партконференции в марте 1940 года он говорил, обращаясь к шахтерам и металлургам Донбасса: «Мы должны каждодневно укреплять оборонную мощь нашей страны».
Оказавшись после долгого перерыва вновь в красноармейской среде, этот человек в гимнастерке без знаков различия походил на рядового бойца, только люди с орденом Ленина и тогда встречались редко, да и сорокатрехлетних рядовых в войсках, пожалуй, еще не было.
Михаил Васильевич Груленко родился в 1904 году в Конотопе, в семье столяра. Семья большая — он был девятым ребенком. Это обстоятельство вынудило рано проститься с детством. В дни Октябрьской революции Михаил Васильевич стал рабочим. Одним из первых вступил в комсомол. Его избирали в Путивле и в Шостке секретарем райкома. Потом — совпартшкола, политотдел свеклосовхоза под Харьковом. В 1939 году Михаил Васильевич оказался в рядах освободителей Западной Украины, был избран первым секретарем Станиславского обкома компартии.
Собирая сведения о нем, я узнал о его неугомонном характере, об обязательности (обещал сделать — сделай!), о том, что он любил книги, любил в часы досуга в кругу товарищей или дома песню спеть. В единственном и последнем письме с фронта, уже из окружения доставленном «с оказией» его жене и дочери в Днепропетровск (их приютили там семьи тогдашних секретарей обкома партии Л. И. Брежнева и К. С. Грушевого), Михаил Васильевич писал: «Я глубоко убежден, что конечная победа будет за нами. У нас для этого все есть... Правда, потребуется много жертв и напряжения...»
При прорыве из окружения по решению Военного совета Любавин шел на одном танке, Груленко — на другом. Танки их прокладывали путь пехоте. Артиллерия противника открыла по ним сильнейший огонь. Танк Любавина был подбит первым, механик-водитель ранен. Член Военного совета помог раненому выбраться из неподвижной машины, оказал ему первую помощь, а потом вскочил на подошедший танк Груленко, продолжавший развивать наметившийся успех контратаки.