Ветхий шпагат лопался, рассыпая пачки; Дима сгребал журналы, стараясь не рассматривать особенно иллюстрации и на вникать в содержание. И все-таки пару раз не удержался — и начал читать прямо посреди царившего вокруг разора, и только Ольгин голос возвращал, его в реальность.
Рассказы, которыми когда-то зачитывался Женька. Повести с продолжением в «Пионере», которыми зачитывался сам Дима… Даты — семьдесят девятый год, восемьдесят пятый, восемьдесят седьмой, девяностый… Перестройка…
Все сложили на мусорной куче в углу двора и подожгли.
Горящую груду бумаги привалили деревянными быльцами Женькиной детской кроватки, которая тоже нашла на даче последнее пристанище. Что ж, она уже была не новая, когда баюкала Женьку. Она помнит еще пару младенцев до него…
Помнила.
Как и этот развалившийся детский стульчик.
Плетеное кресло, все в дырах. Старые кеды. Лыжная палка, обломок удочки.
Ритуальный костер.
— У тебя такое лицо, будто бы ты сжигаешь Жанну д'Арк, — сказала Ольга. — И тебе ее жалко.
— Жалко, — признался Дима.
Ольга подошла близко. От нее пахло дымом. Положила руку на плечо:
— Не грусти. Все будет о'кей. Через полгодика мы вспомним этот вечер… Ага?
Дима посмотрел на нее; подсвеченная живым огнем, Оля была особенно красивая, живая, молодая, почти такая же, как десять лет назад, когда они вот тут же жгли костер, чтобы печь картошку.
«Мы вспомним этот вечер».
Ему вдруг сделалось жарко, несмотря на то, что вечер намечался достаточно прохладный.
— Ага, — сказал он.
И вздохнул — кажется, с облегчением.
Машина заглохла в полукилометре от шоссе — на проселочной дороге. Дима сперва не очень-то обеспокоился — в последнее время «жигуль» глох чаще, чем он, Дима, обедал.
— Ну блин-компот, — сказала Ольга. — Ну блин-блинович.
Дима покопался под капотом, но ничего предосудительного не нашел. Наверное, отошел, как обычно, какой-то окислившийся контакт, а где его искать, как чистить и что на это скажет неновый уже аккумулятор — это вопрос вопросов…
— Если бы с горки — завелся бы, — сказал Дима неуверенно. — Подождем, сейчас кто-то будет ехать — попросим Дернуть…
Они подождали.
Было уже одиннадцать часов, из источников света были только звезды и фонарь-радиоприемник, трещавший и моловший всякую ерунду: «Итак, у нас уже есть один звонок… Алло? Девушка? Здравствуйте. Как вас зовут? Ира? — Я бы хотела поздравить с днем рождения свою сестру Юлю и пожелать ей здоровья (смех)… Юленька, тебе привет, большой-большой… И хороших оценок… И поздравить ее друга Сашу… — У вас есть шанс выиграть два пригласительных билета в ночной клуб… И пойти туда вместе с Сашей… — Это Юлин друг, а моего друга зовут Костя…»
— И что? — нервно спросила Ольга. — Что теперь?
— Знаешь что, — Дима раздумывал, — сядь-ка за руль… я толкну. Попробую разогнать… туг вроде дальше дорога под уклон…
Метров двести они проехали «в упряжке» — Дима толкал, Ольга пыталась завестись. Наконец, «жигуль» покатился с горы, мотор заработал — и сразу же замолчал опять.
— Я идиотка, — в сердцах сказал Ольга. — Я его случайно заглушила!
— Ничего, — утешил ее Дима. — Если раз завелся, заведется и второй… Попробуем еще.
— Только ты сядь за руль. Я уже боюсь.
— А ты что — машину толкать будешь?
— А почему нет? — осведомилась Ольга воинственно, и Дима решил не возражать.
Еще метров тридцать они проехали на мускульной силе Ольги. Потом позади показались фары.
— Кто-то едет!
Дима выскочил из машины, и они с Ольгой принялись энергично «голосовать».
Машина — кажется, пыльный «Москвич» — притормозила, чтобы сразу же дать газ и укатить по дороге дальше.
— Вот сволочь, — возмутилась Ольга. — Ну что ему стоит?!
— Может, еще кто-то проедет, — без уверенности сказал Дима.
Становилось по-настоящему холодно.
— У нас одеяла в багажнике, — сказала Ольга. — Видишь, пригодились…
Они выждали еще полчаса; в начале первого ночи стало ясно, что ждать рассвета придется здесь, а значит, надо подумать о ночлеге.
Машину столкнули на обочину. При свете фонаря выбрали более-менее удобное место в лесополосе, под соснами. Из ватных одеял и подушек соорудили подобие гнезда. В тишине сгрызли яблоки, оставшиеся от съестных припасов.
— Может, костер?
— Зачем?
— Согреться…
— Полночи топливо собирать? Проще побегать кругами, сразу согреешься…
— А Женька… волноваться будет? — помявшись, спросил Дима.
— С чего ему волноваться? Решит, что мы остались в хате на ночь…
В траве неподалеку что-то зашуршало — мышь? Ежик? Ольга бросила зверю огрызок яблока, но тот воспринял это как агрессию — затаился.
— Так мы же не собирались оставаться на ночь?
— Ну и что? Женька — взрослый мужик уже…
— И он не удивляется, когда ты не приходишь на ночь? — тихо спросил Дима.
В темноте он не видел Ольгиного лица. И уже сам жалел, что дурацкий вопрос.
— Бывает… — медленно сказала Ольга. — Бывает, что я на ночь остаюсь… поработать. Иногда.
Возможно, ее позабавила Димина ревность. Дима молчал. Пахло травой и хвоей.
— Давай спать, Шубин?
— Давай спать.
Они легли рядышком и укрылись общим одеялом; Дима боком чувствовал Ольгин локоть. Теплую грудь под ветровкой. Бедро — в джинсовых заклепках…
— Не спишь?
— Не сплю.
Шорох. Тишина. Сверчки.
— Не спишь?
— Не сплю… Олька, а у тебя кто-то был?
— Отпусти, — она попыталась вывернуться.
Он крепче прижал ее к себе:
— Кто-то был? А?
— Не было, — сказала она сердито. — А если б и был, я бы тебе не призналась.
Он выпустил ее.
— Почему? Признавайся, мне-то что…
Она молчала.
Он выбрался из теплого гнезда. Пошел к машине; устроился на заднем сиденье, укрылся курткой, подтянул колени к животу.
Заснул не сразу и ненадолго; снилась какая-то чушь.
Проснулся оттого, что замерз до дрожи. Скрючившись, выбрался наружу, попрыгал, пытаясь согреться…
Рядышком, в лесополосе, включился фонарик — уже слабенький, на севшей батарейке. Погас и снова включился, и снова погас, и включился, будто желая подать сигнал. Качнулся вправо, влево, вниз, вверх, потом снова мигнул…