Первым желанием было, конечно, вытащить бревна хотя бы из главного хода, где был центр городка и чернела среди зелени утоптанная чуть ли не до блеска земляная площадка. Потом, когда улеглось возмущение, возникло любопытство: как сами звери выйдут из этого положения? Сомнения, чья возьмет, не было, но уж очень старательно были забиты норы.
Попасть снова в эти места удалось в дни листопада. Барсуки никуда не ушли. Они уже сгребли и затолкали в норы свежие листья. Лишь кое-где, как косые пеньки, торчали из земли почерневшие концы тех самых бревен. Только чуть сместились выходы всех двадцати шести нор, а центральная была еще шире, чем летом. Хозяева прокопали новые ходы рядом со старыми, расчистили те лазы, которыми не пользовались несколько лет, словно желая спрятать даже следы зла. А через пару лет не осталось на поверхности и тех пеньков. Все было засыпано свежей землей, на которой разрослась крапива и закрыла все подходы к звериному жилью.
емало растет по высокому правобережью Дона безымянных лесочков — маленьких байрачных дубрав, старые названия которых почти безнадежно забыты, а новые еще не сложились. То по глубоким и узким, словно горные ущелья, ярам, то по широким логам-проворотам, редко выходя на ровное место, покрывают они склоны густой шубой, черной — зимой, зеленой — летом, пестрой — осенью. И весной — тоже пестрой, когда всего несколько дней цветут лесные яблони и груши. Здесь нет вековых дубов, кленам и ясеням тоже по нескольку десятков лет, но никогда человек в этих лесочках не замахивался топором на дикие фруктовые деревья, поэтому и доживают они до преклонного возраста. А полный срок жизни лесных груш в Придонье доходит до трехсот лет.
В их старых стволах, истлевших изнутри, но еще живых и крепких, бывает множество больших и малых дупел, в которых находят постоянный или временный приют несколько пернатых, четвероногих и шестиногих лесных жителей. В глубоких пустотах устраивают свои крепости злые шершни, к которым присоединяются беглые пчелиные рои. Где выход пошире и дупло попросторнее, живут неясыти, сычи и куницы. В тесных помещениях поселяются птицы помельче — синицы, горихвостки, вертишейки, и зверьки мышиного роста — ушаны, ночницы, черноглазые лесные сони.
Глаза у сонь такие черные, что зрачков не видно, и большие, как у тушканчиков. Они придают усатой мордочке животного выражение постоянной растерянности, пугливости и беззлобности. Круглые и выпуклые, они, видимо, совершенно не терпят дневного света, и для них ярок даже зеленый сумрак густого леса. Поэтому не голод и не жажда, а только крайняя опасность может выгнать соню из ее убежища засветло. А ведь среди ночных животных немало таких, кто может охотиться, пастись или заниматься иными делами и при солнце. Летом сыч, чтобы прокормить выводок, ловит добычу круглые сутки. Так же поступают колючие отшельники-ежи, потому что слишком коротки июньские ночи. Бобр, наоборот, зимой может в полдень выйти из норы или хатки и отправиться на берег, чтобы срезать кустик или деревце на обед. Но я никогда не видел, чтобы до захода солнца добровольно вышла под открытое небо соня. Только весной бывает несколько дней, когда полуночницы не боятся ни яркого солнца, ни птичьего гама, ни ветра и бегают, гоняясь друг за другом, чуть ли не в открытую. Но весна на то и весна, она многих робких и тихих делает безумно смелыми, пусть всего на час.
Величина глаз у сони немного скрадывается узкой черной маской, прорисованной от усов до ушей. Усы длиной в половину тела. Серый хвост пушистый и длинный. Соня похожа и на мышь, и на белку. Сходна с мышью она по росту, с белкой — по умению и ловкости лазить по деревьям и кустам. Миловидная внешность маленького грызуна не обманчива: сони миролюбивы друг к другу и в клетке, и на воле. Но это первые враги мелких лесных птиц. Они убивают их ночами в открытых гнездах, в дуплах и домиках, поедают птенцов и яйца. Застигнутая врасплох спящая птица не может отбиваться от маленького хищника, которого она никогда не видела днем. Жуки, бабочки, гусеницы, у которых нет хорошей химической защиты, идут в корм соне. Но все-таки, будучи грызуном, зверек не может прожить только на животной пище, которой не всегда в достатке, поэтому вся остальная его еда мышиная: семена и ягоды.
Соня любит поспать, иначе не назвали бы ее так, и поспать с комфортом. Часто устраивается на день в пустом птичьем гнезде, взбив в нем подстилку и укрывшись ею, или сама сооружает дом-постель из сухой травы и листьев. Но больше всего любит свежее птичье перо.
Как-то после первой короткой охотничьей зари, добыв одного селезня на двоих, заночевали мы в пустом шалаше лесорубов. Подвязали селезня к верхней жердине, перекусили и заснули под мышиную возню в пересохшем, побитом сене. А утром не сразу обнаружили, что на веревочке висит ощипанная птица с темными пеньками еще не выросших перьев, но нигде поблизости не валялось ни одного перышка.