А когда найдена пара, вместо громкого, раздраженного или угрожающего «кяй-кяй-кяй-кяй…» раздаются те же звуки, в том же ритме, но уже нежные, тихие, иногда еле слышные, словно шепотом. Часто около дупла пара исполняет нечто вроде дуэта: начинает одна птица, а после одного-двух слогов ее «песню» в той же тональности подхватывает вторая, и голоса обеих, чуть замирая, звучат в унисон. Потом — пауза в несколько секунд, и снова та же «песня».
В то время вертишейки подолгу сидят рядом, почти не шевелясь, не меняя поз, не подавая голоса, как голуби. А что еще делать? Гнездо не строить, муравьи мимо дерева колонной бегут: бери, сколько надо, дом рядом, и на него никто не посягает, в искусстве полета птицы не сильны, игр у них никаких. Поэтому уже в мае словно исчезают вертишейки из леса.
Вертишейка — птица-муравьед. Может есть и других насекомых, но переведись в лесу муравьи — не будут прилетать туда вертишейки. Да только пока в наших лесах трудно найти такое место, где бы ни было шестиногих тружеников леса. А в междуречье Воронежа и Усмани в середине лета ни днем, ни ночью остановиться негде: все бугры и котловины, склоны и ровные места — сплошная муравьиная держава, муравьи на земле, под землей, на деревьях. Идешь по ней — ничего, остановился — и ринулись на тебя, кусаясь и обжигая кислотой, бесстрашные, неукротимые и напористые защитники. В таких урочищах мало птиц, а гнездящихся на земле совсем нет, но для вертишеек здесь настоящий рай.
Управляемость и скорость движения языка вертишейки просто фантастические. Если бы таким проворством обладали наши руки, то мелкие предметы исчезали и появлялись в них сами собой. Вертишейке может позавидовать любой фокусник. Острый, длинный, клейкий язык высовывается из клюва и в одно касание отправляет муравья в чуть приоткрытый рот. За его мельканием не уследить глазом, ладонь не чувствует его прикосновения. Сидя у муравьиной тропы, вертишейка не скачет за насекомыми. Она их ждет, и муравьи сами бегут к своей гибели, не замечая неподвижного врага.
Природа одела вертишеек в самое что ни на есть лесное платье. По удачному сочетанию цветов в оперении и мягкому рисунку ее можно поставить в один ряд с вальдшнепом, козодоем и еще немногими птицами, которым достались лучшие шапки-невидимки. Прижавшуюся к шершавой коре вертишейку обнаружить так же трудно, как голубую ленточницу, когда она днем дремлет на стволе, прикрыв лазоревые с черной каймой ленты нижних крыльев верхними. Крупная, с маленькую птицу ростом, эта бабочка обнаруживает себя лишь на взлете. Взрослые вертишейки и их птенцы одеты одинаково. И те, я другие на дереве похожи на еле заметный нарост, на земле или муравейнике — на кусочек коры в сухих лишаях. Даже голос не выдает в неодетом лесу его обладателя. К тому же природа наделила вертишейку завидной выдержкой.
Познакомившись с образом жизни вертишеек, невольно начинаешь думать, что их незаметная внешность и способность затаиваться нужны не только для спасения от врагов, но и для того, чтобы своим на глаза реже попадаться. В мире пернатых немало необщительных особ, но у вертишеек необщительность доходит до крайности, и неприязнь друг к другу преодолевается лишь на два месяца семейной жизни. Не только взрослые, если это не пара, избегают встреч в родном лесу, на воздушных дорогах и, наверное, на далеких африканских зимовках, но и их птенцы не терпят друг друга. В гнезде зарождается родовая неприязнь. Пока все в одном доме, это хоть и недружная, но одна семья. Первый же выход любого птенца из дупла становится моментом его бесповоротного отчуждения.
Вертишейки кормят выводок, пока он весь в одном месте, в доме. Бывает, что после вылета даже первого слетка родители перестают приносить корм и исчезают неизвестно куда, а попросту говоря, бросают детей на произвол судьбы. Однако вскормленные лучшим в лесу птичьим кормом — спелыми муравьиными «яйцами», птенцы к концу своего сидения в дупле уже могут летать, лазить по деревьям и ловить муравьев.
В начале первого дня самостоятельной жизни их не очень беспокоит отсутствие взрослых, но ожидание не приносит утоления голода. И тогда тот, что постарше и покрепче братьев, первым высовывается из отверстия дупла и негромко стрекочет на манер маленьких дятлят или летучих мышей. Возможно, что это не призывное стрекотание, не просьба поскорее накормить, а выражение дополнительного неудовольствия: ведь снизу его дергают, клюют и шпыняют в несколько клювов братья, чтобы скорее уступал им место, на котором можно получить полный рот сытных «яиц».