Михаил Емцев, Еремей Парнов
ЗЕЛЕНАЯ КРЕВЕТКА
ПРИГОВОРЕН К НАСЛАЖДЕНИЮ
Об этой резервации я впервые услышал в Кимберли.
Четырем африканцам и одному белому вынесли смертный приговор. Они проходили по статье о злостном саботаже. Кажется, пустили под откос товарный состав. А может, перерезали провода главной высоковольтной линии. Я в то время был очень занят, и если бы не Страатен, то и это дело прошло бы мимо меня, как и десятки других.
Страатен выступал на суде защитником. Он сразу же сказал мне, что дело гиблое. Может быть, ему все же удалось бы спасти от петли хоть белого, но тот использовал последнее слово для антиправительственной пропаганды. На присяжных это произвело нехорошее впечатление…
Через несколько дней после вынесения приговора Страатен пришел ко мне в отель. Он молча разделся и пошел под душ. Потом уселся под самым кондиционером и попросил чего-нибудь прохладительного. Я достал из ледника сифон.
— У меня есть сведения, — сказал он, — что приговор приведен в исполнение не будет.
— Их помилуют?
— Нет. На это надежды мало… Ты ничего не слышал о секретных резервациях для смертников?
Я покачал головой.
— А следовало бы знать! — Страатен закурил сигарету и, кивнув на окно, сказал: — Опусти жалюзи.
— Зачем? Сразу же станет душно.
— Все равно. Лишь бы не это солнце. Оно раздражает меня.
— Как хочешь. Сейчас опущу. А почему, собственно, я должен знать об этих резервациях?
— С ними как-то связана ваша фирма.
— «Панафрика миннерс»?
— Да. Кажется.
— Я ничего не знаю.
— Но ты же у них главный геолог.
— Ты что, не веришь мне?
— Да нет! Что ты! Просто удивляюсь, как ты ничего не знаешь об этом. Впрочем, непосредственно эксплуатацией ты ведь не занимаешься?
— Нет., Тебе положить лед?
— Спасибо, дружище. Но это очень жаль, что ты ничего не знаешь. Я очень рассчитывал на твою помощь.
— В чем помощь?
— В этом деле. Говорят, в этих резервациях творятся страшные вещи. А моих подзащитных отправят именно туда.
— Всех?
— Всех. Отдельно, разумеется. Апартеид соблюдается и там Говорят, в них больше двух лет никто не выдерживает.
— И много таких резерваций?
— Кажется, четыре. Одна для белых, остальные — для африканцев. Это форменные лагеря смерти, если не хуже.
— Что может быть хуже?
— Не знаю, но, по-видимому, может быть и хуже.
— Так что тебе от меня нужно?
— Теперь ничего. Я думал, ты знаешь.
— Не знаю.
— Да, я вижу. Ну, я пойду.
— Погоди, пока немного спадет жара. Или ты спешишь?
— Куда мне спешить? Если бы ты знал, как мне хотелось спасти Брайтона!
— Он сам виноват. А черных тебе не жалко?
— Жалко, конечно… Знаешь, мы все здесь немного расисты в душе. Даже самые левые. Только не все отдают себе в этом отчет.
— Я не расист.
— У тебя есть друзья среди негров?
— Нет. Но это ничего не значит. Просто я бываю в таких кругах…
— Ладно. — Он лениво махнул рукой. — Не оправдывайся. Я же тебя не обвиняю. Я и сам такой. Ты видел моих присяжных?
— Да, что и говорить, бронированные ребята, один к одному.
— Брайтон, конечно, сам виноват. До тех пор пока он не раскрыл рот, они были настроены к нему снисходительно.
— А Брайтон не такой, как мы! Он, наверное, полностью свободен от всяких предрассудков.
— Дурак он, вот кто. Но мне очень хочется спасти его.
— А что ты можешь сделать?
— Хочу сделать невозможное… и спасти его.
— Что же тебе нужно от меня?
— Я не сомневаюсь, что ты не знаешь о резервациях. Но не можешь ли ты прикинуть, где они примерно находятся. Ты же хорошо знаешь этот район.
— Но он же очень велик.
— Это где-то недалеко отсюда, в горах.
— В горах? Может быть, Куруман?
— Не знаю.
— Если в горах, то Куруман. Больше негде. Что ты еще знаешь?
— Что кругом вельд.
— И все?
— Еще туда подведена высоковольтная линия.
— Высоковольтная линия?! Тогда я примерно знаю, где это может быть.
Я достал рулон с картами и, выбрав одну из них, расстелил на полу. Страатен вылез из-за стола и склонился надо мной. Я показал ему железную дорогу Кимберли—Уоррентон—Постмасбург—Лохатла—Сисчен.
— От Сисчена на Куруман в прошлом году проложили высоковольтку. Там действительно наши золотые рудники. Правда, руда довольно бедная.
— Только золотые?
— Как будто бы… Впрочем, фирме принадлежит только тридцать процентов акций. II я не знаю, кто остальные акционеры.