Я набрал номер. Мне ответили;
- Школа. Вам кого?
- Наталью Гавриловну Куницыну.
Секундная пауза. Аллочка-красивые глазки, забыв о графиках, смотрит на меня, не считая даже нужным хотя бы маскировать свое любопытство.
- Это жена нового врача, Александр Валерьевич?
Я отмахнулся: занимайся своим делом.
- Мне Куницыну, пожалуйста, - повторил я, чувствуя, что у телефона кто-то есть, слушает меня.
- Это я, Саша... Не узнал мой голос?
В самом деле... Никогда не слышал ее голос по телефону. Или слышал, но так давно... Никогда не задумывался, какой у нее голос. А оказалось - низкое контральто.
- Здравствуй, Наташа. Ты искала меня?
- Да. - Теперь ее голос стал звучать чуть выше, теперь я уже узнавал ее. Этот сумасшедший... - Она запнулась. Он у вас теперь работает? Даже телефона не оставил - кое-как нашла. Ты его видел?
- Да, конечно. - Где он?
- Как где?
Я не знал, что говорить: неужели Михаил не сказал ей про гермокамеру! Вот это новость!
- Он мне заявил, что месяц проведет на каких-то испытаниях. Но ведь можно письмо прислать? Или по телефону позвонить... Неужели у вас там такие секреты?
- Да никаких секретов, Наташа. Какие могут быть секреты, когда мы об этих испытаниях докладывали на Международном астронавтическом конгрессе. В Аргентине. Помнишь, может быть, у нас на факультете командовал Комсомолом Хлебников? Вот он с докладом и ездил.
- Да, Миша мне что-то говорил. Но я ничего не поняла. Так он что, сообразила она наконец, - сам в этой гермокамере? - Она, видно, испугалась своей догадки. - Скажи, это правда?
Черт побери - вот положение!
- Знаешь, это разговор не для телефона.
- Я сейчас приеду, - быстро ответила она. - Куда ехать? В институт?
- Да, но... Я не имею права.
- Почему? С ним что-то случилось? Скажи, что? Ну я тебя умоляю, Ты не можешь мне соврать - я знаю. Ты самый честный... И ты ведь друг ему, правда?
- Послушай, Наташа... С ним ничего не случилось! Я только что видел его жив, здоров. Сегодня у них праздник.
- Какой праздник, Саша? Ты с ума сошел. Какой может быть праздник в этой вашей тюремной камере? Ты что-то скрываешь. Я должна его увидеть. Я с ума схожу... Это чудовищно, Саша!
- Но это невозможно, пойми...
- Почему? Его уже нет в живых?
- Да жив он, здоров, Наташа.
- Тогда почему я не могу его увидеть? Да объясни ты мне наконец по-человечески. Почему я не могу его увидеть?
- Да потому что я видел его по видеоканалу.
- По какому каналу?
- По телевизору.
- О боже... Ничего не понимаю. Его показывали по телевизору?
Я почувствовал, что взмок. И еще эта Аллочка... Каждое слово впитывает, словно губка. Ну, пойдет теперь треп по институту!
- Аллочка, - прикрыл я микрофон ладонью, - у вас когда дежурство?
- С восьми.
- Идите отдыхайте. Вам ночь не спать - идите. Еще три часа - поспите где-нибудь. Или домой езжайте.
С какой неохотой вышла Аллочка! Вот бог наградил глазками... Прожекторы!
- Наташа, извини... Я тут. В общем, с Михаилом все в порядке, он жив и здоров.
- Я тебе не верю. - В голосе слезы. - Ты всегда мне говорил правду. А теперь... Я должна его увидеть... Я с ума схожу от вашей секретности!
- Да какая там секретность!..
- Ну - неизвестности. Я должна его увидеть, Саша. Должна! Как ты не понимаешь?
Я понял: заскок. Тут уж ничего не поделаешь - заскок. Но о чем думал Михаил? Не мог подготовить, растяпа. И что же делать теперь? Показать ей Михаила на экране видеоконтроля не проблема - ничего не случится. Но как она попадет к нам? Пропуск выдает только Хлебников. Да он меня самого упрячет в камеру, если узнает, что я решил Михаилу устроить свидание с его сумасшедшей женой! "Никаких побочных эмоций, никаких психологических накладок. Помните: мы имитируем космический полет. Члены экипажа находятся в сурдокамере: особый режим, никакой связи с "землей", кроме расписания, никаких посторонних разговоров - только медикобиологическая информация. Я выражаюсь ясно?" М-да, положение...
- Ладно, Наташа. Приезжай. Корпус экологии человека. В глубине парка, Я тебя встречу. У входа. Приезжай.
Я надеялся обойтись без объяснений. Бывает, придешь к нему, попросишь пропуск, скажешь, откуда товарищ, подпишет и даст пустой бланк: "Сам заполни". Но не тут-то было!
- Кому пропуск?
Уставился квадратными очками.
- Наталья Гавриловна...
Смотрит, ждет.
- Куницына.
Ручка в сторону.
- Жена?
- Жена.
Пропуск в стол. Все ясно. Можно поворачиваться и уходить.
- Послушай, Григорий Васильевич. Бывают обстоятельства...
- Меня обстоятельства не интересуют.
- Да, тебя обстоятельства не интересуют - знаю. Но психологическое состояние испытателей тебя должно интересовать? - Молчит. Смотрит непонимающе. - Этот растяпа Куницын даже не объяснил ей, что уходит на месяц в гермокамеру. И она бог знает, что вообразила. Ревет.
- Ну и что?
- Куницын об этом, думаешь, не догадывается?
Уставился на меня... Сейчас ляпнет: "С каких это ты пор, Стишов, стал поклонником телепатии?"
- Послушай, Гриша, ну что случится, если она посмотрит на него по видеоканалу? Увидит, что жив, здоров, смеется, разговаривает... У них сегодня такой праздник - фитотрон подключили! Редиску, салат ели... До смерти им, видно, надоели эти лиофилы - консервы и есть консервы. Да еще засушенные.
Я понимал, что несу чепуху, лицедействую похлеще Михаила. Но как, чем его пронять? Ни на шаг от программы, железная дисциплина, эксперимент "должен быть доведен до конца чисто и безукоризненно... Что ему до Наташиных слез? Шелуха...
- У тебя все?
Будь ты... Чурбан.
- Скажи, я к тебе когда-нибудь обращался с личной просьбой? - У меня иссякли все аргументы, я не знаю, как его убедить, но я знаю, что Наташе Михаила показать надо - я не помню ее такой - на грани истерики. - Мне неприятно, поверь, страшно неприятно обращаться к тебе с личной просьбой... - Я как мог нажимал на слово "личной" - неужели не проймет? Неужели в нем ничего не осталось человеческого? Дело, дело и еще раз только дело...
Смотрит удивленно. Откинулся на спинку стула. Думает. А может, ищет удобную форму - как выяснить, почему эта просьба о пропуске жене Куницына носит у Стишова личный характер. Во всяком случае, что-то треснуло. Но если все же спросит... Что ж, отвечу. Ничего позорного я в этом не вижу. Друг юности, полюбила другого...