На пустоши косили траву козы – готовили себе запас на зиму. Они не пользовались электрическими косилками – простые косы казались им надежнее, с этими нехитрыми инструментами козы управлялись с крестьянским проворством. Тяжелая сочная трава ложилась под лезвия волнами, распространяя сладкий зеленый запах.
Поодаль, в подсохшей копнушке сидел молодой козел и курил дешевую папиросу. Кто-то из взрослых когда-то говорил Локкеру, что козы порой бывают подвержены дурным человеческим привычкам. Правда.
Локкер притормозил, перекинулся и подошел. Козы остановились и уставились на него насмешливыми светлыми глазами; их шкуры покрывала такая длинная мохнатая шерсть, что Локкер посочувствовал – жарко, наверное.
– Эвон… – задумчиво сказала худенькая белая козочка, смахнув со вспотевшего лба бесцветный чубчик. – Ишь, пришел, глядите-ка…
– Я давно вам хотел сказать спасибо, – смущенно сказал Локкер. – За сено. Только я сено не ем. Но все равно…
Козы прыснули. Козел поплевал на пальцы, тщательно затушил окурок и подошел. На его простецкой физиономии с розовым горбатым носом и скудной белесой бородкой нарисовалось добродушное любопытство.
– Ты чаво, – спросил козел, дружелюбно ухмыльнувшись, – жить тут, что ль, останешься? Ась?
– Наверное, – пробормотал Локкер, смущаясь еще больше.
– Ништо, – козел удовлетворенно кивнул. – В лесу-то, небось, страшно одному, ась? Я говорю, там же, в лесу…
– Да пойдем же! – гавкнул набежавший Рамон. – Он сейчас заведет! Он же часами может блеять, пойдем!
Серая с черным хмурая коза неодобрительно покачала головой.
– Я пойду, – еле выговорил Локкер, не в силах глаз поднять от смущения. Он так и перекинулся не глядя – но козы рассмеялись, а не рассердились.
– Ишь, стеснительный! – фыркнула белая козочка, а козел напустил на себя суровый вид и прикрикнул:
– Ну, чаво встали, бабы! Само не сделается, нет! Что зимой в рот положим, ась?
Дальше Локкер не слушал. Рамон убежал далеко вперед, его хотелось догнать – и Локкер рванулся, с наслаждением чувствуя, как стебли трав хлещут ноги в стремительном движении. К пруду друзья подбежали почти одновременно.
Пресловутый пруд окружало несколько скудных кустов вербы, потускневших от жары. Еще издали Локкер понял, что никакой это не пруд, а так, лужа. Неглубокая яма, полная воды, заросшей ряской. Вокруг растет тростник и камыши, а в мутной буро-зеленой воде плавает всякий сор. Низко над водой вились комары и мошки. И кидаться туда Локкер не стал, побрезговал. Только выдернул подвернувшийся камыш, чтобы объесть сладкий корешок.
Рамон от возмущения перекинулся, сказал с досадой:
– Ты чего?! Ты же сам хотел!
Локкер тоже перекинулся для выяснения отношений.
– Тут неинтересно купаться, – сказал он извиняющимся тоном. – Мне же мелко. Я тут плыть не могу – копытами дно цеплять буду. Не сердись. Я, наверное, зайду… в эту воду… но разве это купание?
Рамон сморщил нос, обнажив клыки, гавкнул:
– Найди лучше!
– Я раньше так купался, – протянул Локкер мечтательно и машинально сорвал веточку вербы. – Обо всем на свете забывал, даже про все беды забывал – так купался. В речке, где она поворачивает… там, знаешь, такой красный песочек, копыта вязнут, но приятно – и стрекозы голубенькие… А на другом берегу – осинник… Сейчас, наверное, русалки расселись по корягам и песни поют, а в такой воде ни одна русалка жить не станет. Тут только комариные личинки…
Рамон заслушался, приоткрыв рот и громко дыша. Его круглая загорелая рожица с широким носом и ямочкой на подбородке, наверное, показалась бы глуповатой, если бы не цепкий взгляд – глаза темные и пристальные, как у всех разумных псов. Вечная настороженная оценка обстановки и всего мира – порода, как говорил Джейсор, Рамонов отец.
– Речка – она, знаешь, какая? – продолжал Локкер, очарованный собственными мыслями. – Речка – она без конца. Можно все лето и всю зиму идти, идти – а к истоку так и не придешь. Такая длинная. А втекает в море – воды, не представляешь, сколько, но купаться сложно. Вбегаешь, бежишь, бежишь – а до живота не доходит, все по колено…
Рамон хмуро разглядывал подсохшую траву под ногами.
– Ты много чего видел.
– Ну да, – Локкер задумчиво прикусил веточку. – Мы же, лоси – странники и стражи. Мы повсюду бродим – собираем вести, передаем… За лето и за зиму, знаешь, сколько проходим…