– Ты чего, его пирожными кормишь? – фыркнула Роза. – А им можно?
– Нельзя, – сказала Лилия тоном заговорщика и потрепала Шаграта по шее, по жесткой густой шерсти. – Но если нельзя и очень хочется, тогда можно кусочек. Все эти суровые бойцы – лакомки, я уж знаю. Вот Рамону его проводник шоколадное печенье носит, Гарик сам не свой до булочек с повидлом, а Весна обожает мороженое, особенно ванильное. У всех же свои слабости…
– Как ты не боишься с оборотнями возиться… Он же оборотень, да? – Роза снизила голос. – Правда?
– Конечно. Все собаки в штате – двоесущные. У них – особое чутье.
Роза отпила пива.
– Знаешь, я все-таки не понимаю, как ты можешь… Они же – убийцы… Ты же, говорили, просто там на телефоне сидишь, не убиваешь людей – но все равно, вокруг же убийцы, как тебе не страшно?
Лилия пожала плечами. Пирожное с кофе настроили ее на благодушный и философский лад, но слова Розы несколько разрушали настрой.
– Я уже не сижу на телефоне. А ты чудачка. Вот как ты не боишься в городе жить? Ведь к тебе в салон может прийти мертвячка и сосать твою душу, пока ты ей макияж делаешь… Или в магазине там, в транспорте – подойдут, дотронутся, пробьют дыру в твоей ауре…
– Ой, брось! – Роза сморщилась, снова отхлебнула и продолжала: – От сглазов никто не застрахован. У меня родная бабка такая глазливая, что хоть плачь, хорошо еще, на вещи, а не на лицо. А мертвяки – это так, для страха. Вот бандит какой-нибудь или маньяк – это да, а мертвяк – что он сделает-то? Ну черная аура, говорят – так ее ж не видно…
– Понимаешь, Роза… маньяки – они очень часто дети мертвяков. В смысле родились, пока родители были с живыми душами, а росли уже с мертвяками, поэтому и стали такими. А бандиты – сплошь и рядом у мертвяков на побегушках. Я много видела… мертвяки, они…
– Ой, да ерунда это все! Мой говорит, что пока человека не убьешь, вообще нельзя сказать, мертвяк он или нет. А потом уже все, он и так мертвый. Дурость. В жандармах хоть какой-то смысл есть, а эти ваши ликвидаторы – как охотники на ведьм в древние века. Кто не понравился – того на костер!
– Нет, что ты! Это неправда! Ты просто не знаешь… Роза, к нам тут рысенка принесли, так ему какие-то гады пальцы отрезали…
– Ну Лилия, ну причем здесь… Ну да, звереныша жалко. Но мертвяки тут не при чем вообще. А сволочей на свете много, точно… Да ну их! Давай о чем-нибудь веселеньком лучше.
– Давай, – согласилась Лилия с облегчением.
– Я тут на днях в кино была, фильм – супер. Ты еще любишь ужастики?
– Конечно. А что за фильм?
– Там чокнутые из Лиги врываются в секретный институт и выпускают из лаборатории волков. А волки были заразные, зараженные суперчумой – и весь город вымирает, представляешь? Остаются только парень и девушка, и они…
– А кто их заразил?
Роза прыснула, чуть не выплюнув глоток пива на стол.
– Ну ты тормозишь, подруга! Я ж говорю, эти ненормальные посредники, волками!
– Да нет, – терпеливо пояснила Лилия. – Волков кто заразил? И зачем?
– Да какая разница!
– А почему посредники чокнутые?
– А по-твоему как?! В Лиге вообще нормальных нет, там одни маньяки. Кто еще мог чумных волков распустить?…
– А кто их заразил чумой?
– Да что ты все про это! Ты читала в газетах: эти идиоты угрохали кучу денег тюленя лечить, а выпустили его здорового – и тут же его касатка сожрала! – Роза рассмеялась. – Плакали денежки! Не идиоты, скажешь?
– Погоди, Роза… А почему – идиоты? Вот если, например, человека увезли на скорой с сердечным приступом, сделали ему операцию, вставили, положим, кардиостимулятор… а он вышел из больницы и попал под машину? Что ж, его не надо было лечить? Надо было бросить умирать?
– Ну Лилия! Во-первых, то ж человек!
– Но ведь тюленю тоже больно! Он тоже мучается!
– Нет, но откуда ж они знали, что он под машину попадет?
Роза отставила пиво.
– А откуда посредники знали, что тюленя съест касатка? – продолжала Лилия, горячась и потому улыбаясь чуть-чуть виновато. – А по-твоему получается, что никого лечить не надо – все равно все умрут в конце концов… и в этом фильме тоже… Фильм глупый, дело не в этом. Просто любой посредник стал бы спасать, освобождать тех, кто мучается. А создавать всякие суперсмертельные вирусы, чтобы ими живых существ заражать, не стал бы. Кто-то придумал эту дрянь, заразил волков – в этом кино – а посредники, выходит, виноваты, что люди умерли?
Роза задумчиво крутила стразовую пряжку на сумочке.
– Интересно, – проговорила она наконец. – Знаешь, Лилия, ты стала очень какая-то странная, но умная. Мне это в голову не приходило.
– Я просто теперь на другой стороне, – сказала Лилия. – Я с ними. С Лигой, с ликвидаторами. С двоесущными. И я видела настоящих мертвяков. Знаешь, среди ученых бывают мертвяки – это на интеллект не влияет. И среди банкиров. И телевизор у нас многие не смотрят, потому что у артистов, у политиков там – морды сплошь и рядом мертвецкие…
– Не замечала…
Лилия отвела глаза в кофейную чашку, сказала тихо:
– К этому присмотреться надо. Так незаметно… Да ерунда, бросим. Идти пора, а жаль.
Роза покивала. Задумалась на минуту – и вдруг сказала:
– Слушай… а тебе сегодня еще надо на работу?
– Нет, я, вообще-то, выходная… Мне только пса в управление отвести…
– Лилия… А пошли в парк? Такая погода… когда еще будет денек такой – солнышко, тепло… Пошли? Там аттракционы, карусель новая… не виделись уже тысячу лет…
– С Шагратом в парк нельзя… нас оштрафуют, еще и ругаться будут.
– Ну отведем его?
Лилия встала, и Шаграт с готовностью поднялся.
– Ладно, – сказала Лилия. – Пошли. Пойдем, Шагратик, тебе обедать пора. Жалко, что собак в парк не пускают…
Стая.
Внедорожник Хольвина волку не понравился.
Волк ходил вокруг, обнюхивался, хмуро посматривал на утренних прохожих, встряхивался – и вовсе не торопился запрыгивать в салон. Хольвин сидел за рулем и ждал, пока волк немного освоится, а у того это неважно получалось. Волк забрался внутрь и встал на колени на сидение минут через семь после того, как Хольвин его позвал – не раньше.
– Садись, боец, – сказал Хольвин, поворачивая ключ зажигания. – Дверцу захлопни как следует.
Волк покосился на дверцу. Открыл. Хлопнул. Устроился на сидении, поджавшись, как пес.
– Нет, дорогой, – сказал Хольвин. – Сядь как человек, пожалуйста. И пристегнись, а то ушибешься, если тряхнет.
Волк вытянул ноги вниз, вздохнул.
– Воняет, – сказал он мрачно. – Все машины воняют.
– Это с непривычки, – улыбнулся Хольвин. Машина набирала скорость. – Щенки сперва тоже чихают и нервничают, а потом привыкают. Многим даже начинает нравиться, представляешь?
Волк позволил пристегнуть себя привязным ремнем, но это явно его не восхитило.
– Только псам и может нравиться, – проворчал он. – Сидишь, как на поводке… – но совершенно против воли с любопытством посмотрел вперед. Как всех псовых, его завораживало ощущение быстрого движения. – Мы скоро доедем до леса? – спросил несколько рассеянно, из-за того же могучего гипноза дороги.
– Не очень скоро, – сказал Хольвин. – Ты говоришь, вы встретили этих уродов около лесопарка? В Уютном?
– Примерно. Мы разделились на берегу озера. Около Уютного зайцев много, они туда ходят яблони обдирать… иногда и лоси попадаются…
– И коровы, – подхватил Хольвин в тон. – А?
– Да ну, – волк пренебрежительно сморщился. – Не связываемся. Раз весной отследили одну – ну голодуха была, не сказать – так Меченый получил дробью в бок. Спасибо за такое угощение… хотя коровы вкусные, если честно.
Не умеют псы врать, подумал Хольвин нежно. Ни домашние собаки, ни волки, ни гиены. Ну не умеют – все у них на морде написано. Великий кодекс собачьей чести – Закон Стаи. Все так просто. Ребята хотели есть после тяжелой зимы и длинного перехода, напали на корову, один из бойцов был серьезно ранен. Непосредственные бандюги.