Его дорожка была не длиннее двух или трех метров, лишена разбега, фри ран, двойное арабское сальто боком, двойной твист с поворотом, перевороты, курбеты, всё с легкостью, элевация отменная, усилий не видать, как у всякого талантливого существа.
Массивная дверь музея стала отворяться, мы говорили минут пятнадцать, когда я оглянулась, уличный акробат исчез, в межсезонном воздухе растворился.
Год спустя мне попалась статья о free style acrobatics, китайские сальто, бедуинские прыжки (импровизации летающих над песками пустыни пьющих ветер бедуинов? зурна бродячего азиатского цирка?), фляки, курбеты, палмфлипы, туториалы, тренировки в опилках и на снегу. Я тотчас вспомнила волшебную сценку с трейсером с Соляного, вечером набрала номер, подошла Анюта.
— Не видела ли его и ты? Кого и спрашивать, как не штигличанку? Может, он из ваших студентов?
— Нет, у нас только огнепоклонники, файеры, жонглеры с огоньком, fire, fire, паркуром, кажется, не увлекается никто, я бы знала.
— Это не совсем паркур, — говорю я, — разве что отчасти, ему разбег не нужен, он крутит свои сальто почти сюр пляс, sur place. Начинает с места в карьер.
— А, — вспоминает она, — вдруг ни с того ни с сего, словно ему внезапно в голову пришло? Небольшого роста?
— Маленький, скорее худой, почти неприметный.
— Одет в незаметное, темное?
— Да.
— Я его видела! И он начинает прыгать, взлетать, фри ран, не посреди мостовой, а на тротуаре.
— На узком тротуаре возле академии Штиглица, рядом с гранитными скамьями пешеходной зоны.
— Я его видела два раза, — сказала Анюта. — Или три. Всегда вечером. Всегда одного.
— Может, он из циркового училища или из театрального института? — предположила я. — Или из соседней школы?
— Из школы? Он щуплый, похож на мальчишку, но я думаю, что он студент. Скорее всего, это его место.
— Ты видела его прошлой весной?
— Да. Но и осенью тоже.
— Сейчас еще снег не сошел, — сказала я. — На тротуаре еще ледок.
— Если я увижу его в конце апреля или в мае, я позвоню.
Если повезет, увидишь этого акроэльфа и ты, читатель, запиши или запомни: всегда вечером, весной или осенью, место встречи отменить нельзя: на Соляном!
Где за стенами местной кунсткамеры на каждом штигличанском отделении отыщется свой трейсер, непохожий на других, способных и не особо, норовящий с легкостью прокрутить ни с того ни с сего любой работой своей сложнейшее сальто, взлетающий, когда взбредет, под шатром небесного шапито.
ТАБЕРНАКЛЬ
Так мало счастливчиков, в такову печаль упал и лежит род человеческий, особливо сынове российские, что в полку сих страдающих спокойнее быть для совести своей.
Ни грехи самого этого человека, сказал Он им, ни грехи его родителей не были причиною этого великого несчастия; но теперь посредством этого несчастия должны быть явлены дела Божии.
Дары различны, но Дух один и тот же.
Глава первая
Тревога волной возникала в летящем окне, там, где пасся неведомо чей белый конь неподалеку от сумасшедшего дома, та же волна, что незадолго до того затмила левашовский пейзаж (всякий раз начинала я гадать: налево или направо от насыпи располагалась Левашовская пустошь с могилами невинно убиенных, где в одной из расстрельных ям спал вечным сном лихой казак Николай Олейников?). Проезжая на дачной электричке мимо Удельнинской больницы и мимо призрачной Левашовской пустоши я чувствовала почти физически, что жизнь дискретна: ненадолго переставала жить.
Лето стояло прохладное, малоприветливое, полное житейских трудностей, почти житийных, впрочем, я почти уже притерпелась к ним.
Перед отъездом в город непривычно рано зашла я в библиотеку и, дожидаясь, пока заполнит формуляр мой прекрасная наша Комаровская библиотекарша (к чьей цветочной фамилии так шли любимые ею герани, бегонии да флоксы на крыше веранды и добавившиеся к ним недавно клумбы при входе), механически рассматривала фотографии на одной из книжных полок.