За окном въезжала задом во двор черная громоздкая машина, чуть не своротившая мусорную гробину. Молодой человек вышел, открыл багажник, стал выгружать связки книг. Ни до лавочки макулатурной он их не донес, ни в контейнер мусорный (редко возникавший в зоне видимости дворник, а за ним обитатели первых этажей называли сей предмет «пюхто» либо «пухто») не шваркнул. Выйдя за порог, Шарабан, Лузин и Сплюшка действия его втроем созерцали.
— Библиотеку свою решили выкинуть? — поинтересовался Шарабан.
— Это библиотека моей жены, — мрачно отвечал хозяин черной тачки.
— Ваша жена умерла? — по возможности печально и доверительно спросил Лузин.
— Концепция изменилась, — с этими словами в снег легла последняя связка. — Кто ж теперь книжки держит? Что за отстой? Теперь носители есть.
На том он и убыл.
А сотрудники макулатурной лавочки, двое приходящих, литконсультант Шарабан с уборщицей, маленькой китаянкой Лю, она же Сплюшка, и один постоянный, Лузин, вернулись в свою нишу шуршащего вторсырья.
— На чем я остановился? — спросил, поправив очки, Шарабан.
— Едва успели они с Мэрфи, — подсказал Лузин.
И поинтересовался:
— Переводная или отечественный хэллобобизм?
Так именовали они детективы или фантастику местного разлива из западной жизни, где герои говорили друг другу сакраментальное: «— Хэлло, Боб!» — «Хэлло, Джек!»
— Пока непонятно, обложка отсутствует, первые страницы тоже.
— Неважно, — сказал Лузин. — Там небось и концовки нет?
— Нету, — подтвердил Шарабан.
— Отлично, — сказал Лузин.
— «Дверца его распахнулась…» — начал было Шарабан, но грянула разноголосица птичьего базара вкупе с шумом волн лузинского мобильника.
Звонил Кипарский, директор их утилеобразования с ограниченной ответственностью. Отдадакав, Лузин потянулся, стал натягивать куртку.
— Сегодня с Мэрфи карта не идет. «Газель» подъезжает, книги в коробках, какие-то старики померли, пошли разгружать.
— Очень я надеюсь, — сказал Шарабан, — что коробки не из-под голландских цветочков, те были неподъемные, что за дебил паковал, с позавчерашнего дня поясница ноет. Сплюшка, прерви уборку, занесем макулацию.
— Уже закончила.
Как всегда, неслышно, невесомо, даже ведро не брякнет, ни шороха, ни движения воздуха.
— Молодца, — похвалил ее Шарабан, — однако задержись, птичка, заметешь наши следы.
— Следы, — кивнула она.
Коробки оказались винные с кондитерскими, винные тяжелее. Пошел снег, они спешили, снег подгонял их, управились быстро, из завесы хлопьев материализовался Кипарский, вид задумчивый, красный шарф завязан замысловато, альпийские ботинки золотистые, с фасоном, сразу видно: предприниматель, бизнес мал, да удал.
— А это что такое?
Перст Кипарского указывал на связки книг возле пухта.
— Концепт, — отвечал Шарабан.
— Занесем, — сказал директор.
— Сыроваты, — возразил Лузин.
— Кладите к батарее. Сбагрим по-быстрому.
Занесли, сел к компьютеру Кипарский, лицо деловое, суровое, сразу видно — директор, даром что младше всех; неслышно промелькнула с усовершенствованной шваброю Сплюшка, завернули в заветный закуток Лузин с Шарабаном, Лузин достал крошечный шкалик, тяпнули.
— Я книжку потерял, — сказал Шарабан. — Сунул куда-то, извини.
— Доставай любую наудачу.
Лузин пьянел и веселел с малой рюмашки.
— Я вчера соседу рассказывал, как мы читаем. Что ни возьми, сойдется пасьянс, говорю я ему, а ежели не веришь, пойдем, посети нашу маленькую трахнутую модель всемирной, блин, литературы под соусом Вечности, отшурши бумажками с любой полки, получи для начала историю государства Российского, а заодно и свою собственную.
— Нелюбопытен сосед твой, ленив, не вижу его пред собою, — Шарабан движением карточного фокусника выхватил из пирамиды книжной тонкий томик в самодельном переплете, — неинтересен ему мир текстов, в который татем входишь, как в лабиринт, чтобы пробродить там всю жизнь.
— Ну? — спросил Лузин, устраиваясь поудобнее в ободранном просиженном кресле.
Открыв брошюру наобум святых, ткнув в строчку пальцем, Шарабан прочитал густым поставленным голосом:
— «Весь Роксоланский народ совсем пропал тогда с земного шара».
— Есть! — вскричал Лузин.
— Эту и читаем. А сосед твой пущай в своем плоском мире водку пьянствует.
— Вообще-то он мужик ничего, — сказал Лузин. — Вот вчера на кухне таракана встретил, шваркнул мимо него тапком, сховалось насекомое, а он и говорит: вот забился наш сверчок в свой щелябинск, мозгами трусит тщетно, носа не кажет.