– Фу! – Госпожа Джашер не знала, что такое ферула вонючая, но название ей определенно не понравилось. – Ни слова больше, профессор. Звучит не слишком приятно и портит аппетит. К тому же наверняка во времена ваших мумий не ели ничего достойного стола современных, цивилизованных людей.
– Что вы, что вы! В те времена люди были ничуть не менее цивилизованны, чем сейчас. К примеру, из вас вышла бы чудесная мумия, – произнес Браддок, вероятно, желая сделать даме комплимент. – И, конечно, если с вами, не дай бог, что-то случится и вы предпочтете бальзамирование кремации, я с готовностью помогу вам…
– Вы ужасный человек! – обиженно воскликнула вдова, не дав египтологу закончить. – Уверена, вы с куда бóльшим восторгом относились бы ко мне, будь я упакована в один из этих древних гробов.
– Так нельзя! – поморщился профессор. – Нельзя называть гробами эти саркофаги – истинные творения искусства. Вы только взгляните на краски, на аккуратно выписанные иероглифы. Вот здесь, в ряде картинок, доходчиво изложена вся жизнь человека, некогда покоившегося в этом саркофаге. – Браддок поправил пенсне на носу и прочел: – Осириан Сцемиофис. Это женское имя, госпожа Джашер. Получается, в данном саркофаге лежала женщина, которая…
– Не желаю, чтобы кто-то описывал мою жизнь на моем гробу! – едва не срываясь на крик, прервала его Селина, ибо этот зловещий разговор не на шутку растревожил ее. – И вообще, для моего жизнеописания потребуется намного больше места, чем для этой несчастной мумии. Моя жизнь полна событий, должна вам признаться. Между прочим, что нового слышно об американской мумии инков? – быстро спросила она, заметив, что профессор опять собирается заняться разглядыванием саркофага. – Ее привезли?
Профессор моментально клюнул на заброшенную удочку.
– Еще нет, – ответил он, потирая гладкие ладошки. – Но я ожидаю, что дня через три «Ныряльщик» прибудет в Пирсайд и Сидней доставит мумию прямо сюда, ко мне. Я распакую ее и сразу начну изучать. Мне крайне важно установить, чем отличалось бальзамирование древних перуанцев от древних египтян. Несомненно, американцы переняли искусство бальзамирования от…
– …египтян, – наобум ляпнула Селина.
Браддок вспыхнул от возмущения.
– Ничего подобного! – сердито фыркнул он. – Это смешно и абсурдно! Я склонен предполагать, что Египет был всего лишь колонией того самого великого острова Атлантиды, о котором упоминает Платон. Если моя теория верна, то первой была цивилизация Атлантиды. Ее цари, память о которых, вне всякого сомнения, увековечена в мифах о богах, в те далекие времена правили всем миром, включая ту его часть, какую ныне мы называем Южной Америкой.
– Вы хотите сказать, что в те древние времена уже существовали янки? – наивно поинтересовалась госпожа Джашер.
Профессор заложил руки за спину и принялся метаться взад-вперед по комнате, пытаясь погасить гнев, вызванный подобным невежеством.
– Боже мой, госпожа моя, да в каком мире вы живете?! – наконец взорвался он. – Неужели вы и в самом деле так глупы или вы просто мало осведомлены в исторических вопросах? Мы ведь с вами рассуждаем о доисторических временах, о том, что происходило три тысячи лет назад, а вы спрашиваете про каких-то янки!
– Почему вы так грубо отзываетесь обо мне?! – в свою очередь возмутилась его собеседница, собираясь высказать профессору еще что-то неприятное, но тут двери кабинета распахнулись.
– Как дела, госпожа Джашер? – любезно спросила Люси, заходя в комнату. – Мы с Арчи ждем вас. Ужин готов, и вы…
– Я очень голодна, – обрадовалась Селина удачному выходу из неловкой ситуации. – А то мистер Браддок, судя по всему, сейчас спустит на меня свору собак. – И она со смешком подхватила Хоупа под локоть.
Мисс Кендал не нравилась привычка вдовы Джашер «присваивать» себе любого мужчину, оказавшегося рядом, но как гостеприимная хозяйка Люси не подала виду.
Глава III
Загадка гробницы
В особняке Браддока наряду с прочими жил его личный слуга, смешных пропорций канак[6]: пигмей по росту, но невероятно широкий в плечах, с короткими и толстыми ногами и длинными, могучими руками. У него была большая голова и смазливое лицо с меланхоличными черными глазами и сверкающими белыми зубами. Как и у большинства жителей Полинезии, всю его кожу цвета бледной бронзы украшали татуировки. Даже щеки и подбородок канака покрывали сложные узоры. Но самой примечательной особенностью его внешности являлась огромная копна вьющихся волос, которые он красил в ярко-желтый цвет способом, известным лишь ему одному. Искрящаяся шевелюра слуги напоминала блеск перуанского солнца, и, наверное, именно поэтому полинезийца прозвали Какаду. Это колоритное создание неизменно носило белый хлопковый костюм, подчеркивавший сходство его владельца с белым австралийским попугаем.