В комнате Гюльсум хлопнула дверь.
Джавад приподнял голову.
— Не спит?
— Уже дня четыре… Нету ей сна, — Кендиль убрала с его груди руку.
После «бакинской истории» Джавад не мог заставить себя ласково поговорить с племянницей. Поздоровается, бросит несколько слов, и все. Но стоило ему украдкой взглянуть на девушку, как сердце обливалось кровью. Словно тень легла на лицо, в глазах застыла печаль. Иной раз Джаваду так хотелось подойти к Гюльсум, погладить ее по голове, утешить, но он вспоминал «бакинскую историю», и кровь в нем вскипала: «Сама виновата. Затоптала мою папаху в грязь!»
Любил он племянницу не меньше своих детей, а может, и больше, потому что у Гюльсум, кроме него, Джавада, не было на свете ни единой родной души.
Мужа своей единственной сестры Ханоглана, скромного, трудолюбивого человека, Джавад почитал за брата. Ханоглан работал в школе у Якуба-муаллима завхозом, жил скромно. Была у него мечта — купить «Москвич». В конце концов мечта эта осуществилась — купил он машину. На новенькой машине поехали они с женой в гости, на свадьбу, и через два часа грузовик привез их тела.
Гюльсум тогда исполнилось десять лет. Девочка росла — лучше не бывает. Послушная, тихая. И вот тебе!.. Сбил девку с пути сукин сын! Какие ж они наглецы, нынешние, никакой на них управы! И на испуг его брал, и уговаривал — знать ничего не хочет. Я ее не насиловал, по доброй воле сошлись. Подавай в суд, пускай в тюрьму сажают, если закон есть. В суд!.. Знает, гнида, что никто подавать не станет, не дай бог, до района дойдет, на глаза людям не покажешься. Хорошо, Гариб есть, а то бы…»
Додумав до этого места, Джавад вдруг почувствовал, что весь вспотел. Гариб вел себя последние дни из рук вон, а тут еще Лиса блоху в шубу подпустил: ненормальный, мол, ваш Гариб, психованный.
Джавад с кряхтением перевернулся на бок. «А что, если задурит парень? Может, Гюльсум ему рассказала? Хотя нет, когда б им успеть? Болел, глаз с нее не спускал, а с этим заповедником и думать забыл про невесту. Вдруг заупрямится? Что тогда делать?»
От ночной тишины гудело в ушах. Джавад поднял голову, рядом сонно дышала жена.
— Кендиль!
— А? Что? — она мгновенно проснулась.
— Завтра сходи к матери, — шепотом сказал Джавад.
Кендиль разочарованно вздохнула, перевернулась на другой бок.
— Поговори с ней и с Гарибом потолкуй. Хватит ему по заповеднику шляться. Пускай в мастерскую идет. А потом… Пора обручение затевать. Расходы на мне, как раньше договорено. Свадьба тоже.
— Куда торопиться? — сквозь зевоту пробормотала Кендиль. — Дай парню в силу войти.
— Вошел он в силу! Еще как вошел! Значит, скажешь, кончай слоняться без дела. Слава богу, не маленький, нечего нас по всему району срамить!
— А что он такого делает?
— Сам знает. Только рот раскрой — сразу сообразит. Поняла, Кендиль?
— Ладно… Спи. Утро вечера мудреней…
Джавад поглядел в окно. Из окна Гюльсум длинной полосой падал свет на веранду. «Чего ж девчонка не спит-то?»
Джавад тихонечко слез с кровати. Нашарил пижаму, натянул ее.
Щурясь от света, Джавад сквозь забранное решеткой окно заглянул в комнату Гюльсум. Девушка сидела за столом, подперев руками голову, перед ней на столе лежала толстая книга.
Давно уже сидела Гюльсум над этой страницей. Прочла несколько фраз, забыла о чем, опять прочла, опять забыла… Весь день ей было как-то особенно тоскливо, в горле торчал комок, хотелось плакать. Дядя Джавад, Кендиль, семеро ребятишек в доме, почему ж она такая одинокая? Видно, дело не в том, сколько возле тебя людей! Отец нужен. Или брат — чтоб было на кого опереться, чтоб понимал тебя, поддержал в грудную минуту. Мать нужна. Мама. Положить ей голову на колени и плакать, плакать… Мама!.. Ей она рассказала бы все!..
…«Любви у нас с тобой не было, ни у тебя, ни у меня. Так, развлекались…» Как он это сказал!..
Господи, если это не любовь, что же тогда любовь? Стоило ей услышать его имя, у нее начинало колотиться сердце. Увидит парня, похожего на него, вся обмирает. Хосров, Хосров, Хосров!..
Буквы перед ней слились вдруг в сплошную серую массу. Ресницы стали влажными.
Девушка обхватила ладонями шею, положила голову на книгу.
Гариб?.. Она представила себе бледное лицо, бескровные губы… Насилуя себя, Гюльсум попыталась увидеть мужчину, будущего своего мужа, но видела запавшие глаза, дрожащие пальцы, неумело сжимавшие ее запястье… «Нет, нет!» Гюльсум затрясла головой. Она не услышала, как вошел ее дядя.