На огромной синей птице летел шаман. Такая птица была, что с земли походила на тучу. Даже солнце могла затмить птица и темно становилось на время. Облетал шаман владения свои: Нарымский край. От Томска до Югры, там где красавица — Обь впадала в Северный океан.
Мимо Парабели — столицы могучей Пегой Орды. Лязг железа и ржание боевых лошадей слышал шаман, готовилась Орда в поход, на великую сечу с силой темною. Блестели острые мечи в свете утренней зари, колыхались знамена. Лучники поправляли свои тугие луки, закладывали в колчаны стрелы каленые. Рысьими тропами пойдет Орда в поход, да вернется не вся. Только звезды знали об этом и шаман знал.
И верно хранил шаман доставшийся ему последний меч, обоюдоострый, кованный самим Краснояром, на острие меча свет пронзающий.
Рады бы враги найти этот меч, да не могут.
— Артем, купаться идешь? Смотри сгоришь.
Кажется я заснул на горячем песке, на раскаленном солнце. Вода охладила меня. Я нырнул с открытыми глазами. Под водой колыхались водоросли, как тени на стене. В илистом дне копошилась маленькая рыбешка.
Я — одинокий воин, как Ноктис, и мне нужна вершина горы, где бы я мог заниматься боевыми искусствами в лучах заходящего солнца.
— Дядя Володя, а у вас гантели есть? Покачаться хочу. Может Сережины остались?
— Нет, гантелей вроде не было. А Серега вон, ломиками качался. В сарае два ломика стоят, принеси, покажу.
Я еле приволок два лома и очень удивился, как ловко ими орудует дядя Володя, словно они бутафорские.
— Вот так, значит, берешь один лом в две руки, и руки вверх — вниз, вверх — вниз, вправо — влево, над головой. И как гантели раз, два. А потом так вот бросаешь, как копье.
Он запулил лом в густую траву. Железный лом тяжело и глухо упал на землю.
— Надеюсь, мы никакого ежа тут не пришибли? — сказал дядя Володя, раздвигая травку.
— Ты научишь, на ногу себе уронит. — Скептически прокомментировала тетя Оля, которая развешивала мокрое белье во дворе.
Ну что же: ломики, так ломики. Начну, пожалуй. Вверх — вниз, вправо — влево, вперед — назад.
Тетя Оля нашла где-то старую скакалку и отдала мне.
Я начал заниматься каждый день. Сначала по полчаса, а потом по часу.
— Иди сюда, быстрее, Артем. Чего ты, как вкопанный? — Она призывно улыбалась в облупившемся кирпичном проеме заброшенного коровника.
Ленка Коновалова зашла в темную глубину здания и оттуда крикнула еще раз, нетерпеливо:
— Артем!
Я пошел за ней, мое сердце бешено колотилось, предчувствуя что-то.
— Мы одни здесь, не бойся. — Сказала она, стаскивая платье, оно было узкое, не пролазило через грудь.
Она подошла ко мне, в черном лифчике и белых трусах, полоска света упала на лицо с полуоткрытым, жадным ртом, ресницы хлопали, как веера. Я почувствовал запах потных подмышек.
— У тебя девушка есть в Москве?
— Нет. Еесть. Нет.
— Понятно. Совсем ты не целованный, бедный.
Мне хотелось уйти, но ноги ватные. Мне хотелось остаться.
Девушка впилась в меня красными губами, как вампир. Украла мою энергию, я сделался безвольным, готовым идти с ней на край света и исполнять любую прихоть по малейшему приказу.
Когда мы вышли из коровника, она сказала:
— Слушай, не рассказывай ничего ребятам, ладно? Не говори, что мы с тобой сосались.
— Не собираюсь никому ничего говорить.
— Молодец. Ты прикольный.
Над лесом темнело. Верхушки елей наоборот были светлыми и золотились на фоне почти черного неба.
— На ловца и зверь бежит. Цветочки-лютики. А мы из лесу как раз. Малины набрали. Пойдем, Артем, отсыплю тебе. Пойдем-пойдем. Ягодка к ягодке. Крупная, душистая.
Денис нес большой серый рюкзак за спиной, из рюкзака виднелось ведро с малиной. Еще одно ведро, обвязанное марлей в руках. Медведь ковылял рядом, искоса поглядывая на разбушевавшихся цепных собак.
— Вот ты смотри, как почуют Потапыча, так начинают беситься.
Собаки лаяли до хрипоты, поэтому мы пошли быстрее. Потапыч протиснулся в калитку и сел в лопухи, облегченно вздохнув. Собаки действовали ему на нервы.
Денис не стал пересыпать малину из ведра в пакет:
— Ладно, так донесешь, руки не отвалятся. А то уже сок дала. Ольга может варенье сварит.
Медведь подошел ко мне, принюхался и уткнулся мокрым носом в мои ладони. Я погладил его по голове. Шерсть Потапыча жесткая и сальная, с густым мягким подшерстком. От него пахло лесом, малиной и грибами.
— Совсем сладу от гнуса нет в лесу. Я хоть в защите, а ему весь нос овод искусал. Цветочки-лютики.