Пока Бадраков занимался с участковым уполномоченным, на улице уже совсем рассвело. Уборщицы заканчивали уборку кабинетов. Помаленьку стали собираться остальные работники уголовного розыска.
Межевой с довольной физиономией заглянул к Бадракову, "поздравил" с новым преступлением на его территории, с ехидным юмором напоминая, что в группе Петра Кирилловича не уважают профилактику.
- Зато ты хорошо профилактируешь по вечерам в чужих кабинетах, - не удержался Бадраков.
Межевой покраснел и начал оправдываться. Но в это время зазвонил телефон. Следователь Люда Распопова сообщила, что допрошенные работники ателье не видели и не оставляли на подоконнике никаких обломков расчоски. Значит, в руках у работников милиции есть хоть маленькая ниточка, которая может помочь в раскрытии преступления.
Пришли на работу Грищенко и Снегирев. Они сразу были посвящены во все подробности кражи. Грищенко взял обломок расчески и не выпускал его из рук в течение часа. Он думал о чем-то своем, перечитывал в который раз протокол осмотра, делал в блокноте записи для себя, даже чертил какие-то немыслимые, одному ему известные схемы...
Когда Бадраков посчитал, что все уже оговорено и обсуждено, и спросил у сидящих, кто может внести дополнения к плану, выяснилось, что Грищенко не усвоил и пе запомнил ничего из того, о чем говорили его товарищи добрый час.
- Вот тут не совсем ясно в протоколе осмотра отражено расположение и габариты окна, - начал он.
- Я так и знал, что из-за Грищепко все придется начинать сначала, безнадежно махнул рукой Бадраков. - И зачем ему отдавали вещественное доказательство? Кто это сделал?
Грищепко виновато заморгал белесыми ресницами и покорно затих.
Бадраков молча сунул ему черновые наброски плана и велел ознакомиться...
3
Молоденькая девушка-почтальон легко взбежала по лестнице на площадку второго этажа и нажала кнопку звонка квартиры двадцать девять. За дверью послышались легкие шаги. Приятный женский голос спросил:
- Кто там?
- Почта, Синелопову телеграмма.
- Одну минуточку.
Дверь открылась. На площадку вышла молодая женщина в дорогом халате. Надменньга вид, высокая прическа, лепивьге движения рук - все говорило о том, что эта женщина независима и живет в достатке.
- Какая телеграмма? - удивилась она, приподняв левую бровь.
- Обыкновенная, - ответила почтальон, - ему нужно расписаться.
На слове "ему" девушка сделала особое ударение, стараясь подчеркнуть, что намерена вручить телеграмму лично адресату, чтобы немножко дать понять этой даме, что она не собирается перед ней заискивать. Красивая женщина была неглупа и поняла интонацию голоса. Опа на минуту остановилась в раздумье, слегка прикусила верхнюю губу и отрывисто позвала:
- Володя, к тебе пришли!
Подросток лет тринадцати-четырнадцати торопливо подошел к двери. В руках он держал малелькую модель пассажирского лайнера. Женщина тотчас с безразличным видом ушла в квартиру. Девушка недоверчиво спросила у подростка:
- Вы и есть Синелопов Владимир?
- Я и есть, - коротко ответил мальчик.
- Распишитесь в получении телеграммы и время поставьте.
Володя расписался и отвернулся, принимаясь тут же распечатывать телеграмму.
- А это ваша мать? - не отставала от него почтальон.
- Хотя бы. Зачем вам все знать? - отвечал Володя.
Ему сегодня, в свой день рожденья, не хотелось вести пустые разговоры. Видя, что девушка обиженно шмыгнула носом, он решил загладить свою грубость.
- У меня и отец есть. Он военный, служит.
- Очень хорошо, - сказала девушка, не оборачиваясь, и ушла.
Телеграмма была от отца. В нескольких словах Синелопов-старший поздравлял сына с днем рождения, желал успехов в учебе и жизни. Несмотря на краткость телеграммы и кажущуюся сухость слов, Володя был польщен отцовским вниманием. В сущности, это была первая за четырнадцать лет телеграмма, адресованная на его имя и касающаяся только его одного.
Радостный он. вошел в комнату. Зоя Ильинична сидеда на диване. На лице ее было полное безразличие.
Она и раньше с неохотой читала отцовские письма, подолгу не писала ответов, ссылаясь на занятость, хотя мальчик видел, что времени у нее больше чем достаточно. А если и писала, то предельно кратко. Вот и сейчас она прекрасно знает, от кого телеграмма, но не интересуется или делает вид, что ей все равно.
- Мама, меня отец поздравляет с днем рождения, - сказал Володя не очень громко.
- А-а... хорошо. Я тоже поздравляю тебя, сынок. - В словах ее Володя не почувствовал той теплоты к нему, какая была у нее раньше, примерно год назад. А уж кто, как не мать, обладает запасом неистощимой энергии, задором. На нее с восторгом засматривались многие, когда они бывали с отцом в гостях. Она так просто и в то же время красиво может рассказывать, легко и заразительно смеяться... И вдруг с ее стороны такая сухость и безразличие.
- Мама, а я Борьку Чувахипа в гости пригласил, - продолжал Володя.
После этого сообщения Зоя Ильинична сунула свои маленькие ноги в оленьи туфли.
- Что ж ты раньше не сказал? Сбегаи в магазин. Октябрнна тоже обещала зайти.
В магазине Володя купил все необходимые продукты.
Возвращаясь домой, на дворе встретил Борьку: начищенные до блеска модные остроносые туфли, белая рубашка с галстуком-шнурком, узенькие, в обтяжку, голубые брюки и длинные, нечесаные волосы.
- Салют! - закричал Борька издали, помахивая растопыренной ладонью над головой. - Вьшивон, закусон тащишь? Хорошо, дела, достойные похвал. Я не опоздал?
- Как видишь, нет.
- Ну и прекрасно. Тогда разреши мне досрочно поздравить тебя с днем рождения, - продолжал Чувахин, протягивая крупную немытую руку. - Считай меня первым своим другом.
- Спасибо, - ответил на рукопожатие Володя.
- Одно шампанское, и только? - поинтересовался Чувахин.
- Нам только лимонад, - уточнил Володя.
Борька выразительно присвистнул и легонько попридержал Синелопова за полу пиджака.
- Гроши остались? - шепнул тихо.
- Вот, четыре рубля с мелочью.
- Тогда не все пропало, - обрадовался Чувахин, смело забирая трешку из руки Володи. - Жди меня вот на этой скамеечке.
- Как же? А мать... - сделал робкую попытку протеста Володя. Но Борька уже ничего не слышал. Он во весь опор бежал со двора, разбрызгивая грязь по сторонам.
Вскоре он вернулся сияющий. Из-за оттопыренной полы пиджака доверительно показал белую головку "маленькой". Затем вынул из кармана зеленую расческу, взял ее обеими руками за концы и торжественно преподнес Володе:
- Дарю. От всего сердца.
После такого нежного излияния Володя постеснялся спросить с него сдачу. Они быстрым шагом направились к Синелоповьж.
В комнате Зои Ильиничны уже сидела расфуфыренная Октябрина и мурлыкала что-то своим слащавым голоском. Хозяйка оставила ее одну, предварительно подставив к дивану низкий столик с пухлой стопкой журналов мод, а сама хлопотала на кухне.