— Входите, юный Колумб, — сказал он ласково. — Маргариточка вас всегда рада видеть.
В комнате у Маргариты топилась печь. Девочка сидела возле нее на корточках и смотрела в огонь.
— Ты пришел? Наконец-то! — воскликнула она.
— Ты знаешь, я послезавтра уезжаю, — сказал я.
— Уезжаешь?
— Ну да. Ты ничего не знаешь. Меня в Нахимовское училище приняли. И я получил телеграмму. Вот, хочешь, прочти. Это пишет мой командир, капитан-лейтенант Ковалев, — сказал я с гордостью.
Но она подержала в руках телеграмму и даже не прочитала ее.
— Я тебе буду писать, — продолжал я. — Каждую неделю. Обо всем. Хочешь?
— Пиши, — как-то безжизненно сказала Маргарита.
Она совсем не обрадовалась, что я буду морским офицером. А я-то думал, что она мне друг.
— Ну, я пойду, — сказал я сердито. — Я ведь только зашел попрощаться. Прощай.
— Подожди! — Маргарита схватила меня за рукав. — Ты не знаешь, как ты, именно ты мне нужен… Даже мамочке я не могу ничего сказать. Потому что она умрет, если про это узнает. Только тебе я одному скажу… ужасную, самую ужасную вещь на свете!
— А что-случилось?
— Такое случилось, Ваня… — Она прижалась губами к моему уху и зашептала быстро-быстро: — Я пришла нынче из школы и открыла своим ключом дверь. Мамы не было дома, и я услышала, что у него кто-то есть. И я думала, что это кто-нибудь из актеров, наверное, но это была совсем незнакомая женщина, молодая, красивая, высокая. Я никогда ее в городе не видала. И я подумала, что, наверное, в театр приехала новая актриса. И уже хотела пойти к себе, как вдруг услышала… как вдруг я услышала, — повторила она задыхаясь, — такое услышала, от чего я чуть было не закричала… Ванечка, они — страшные люди! Если б ты знал, Ванечка, какие они ужасные люди! Они думали, что их никто не слышит…
— Ну?
— И они разговаривали, не стесняясь… обо всем своими словами. Они хотят сделать что-то ужасное… я не знаю — поджечь или взорвать что-то…
— Что ты говоришь?
— Тише, ради бога, тише, — шептала Маргарита, зажимая мне рот. — Он, он услышит. А та женщина — она вовсе не актриса, я не знаю, кто она, но она — не актриса…
— Молчи! — сказал я, оглядываясь и беря себя в руки. — Давай-ка лучше рассматривать, рисунки.
Сердце у меня колотилось.
— Мне кажется, змея вползла к нам в дом, — глядя на огонь, сказала Маргарита. — Я боюсь его, я так боюсь его… и ненавижу. Ой, как я его ненавижу!
— Ты потерпи, не бойся, — старался я успокоить Маргариту. — Я знаю, куда надо пойти.
— Дети, обедать! — вдруг раздался в соседней комнате голос Маргаритиного отчима.
— Идем, — позвала Маргарита. — Надо пойти. А то он что-нибудь заметит.
Да, и нам пришлось пойти, и я жалел девочку. Бедная! «Зеленая стрела», словно зеленая змея, вползла в их тихий дом и обвилась вокруг матери, дочери и сына. «Зеленая стрела»! Кто мог подумать?
И вот мы снова сидели все в столовой, только без Маргаритиной мамы, которая была занята в театре.
Маргарита наливала суп, угощала. Она держалась отлично, а кусок ну прямо-таки не лез мне в горло. Я смотрел на ее отчима, и он уже не казался мне таким красивым. Почему-то мне вспоминался мой отец, и его батарея, и старый учитель, у которого фрицы убили сына, и Маргаритин папа, которого убили на войне… Я думал: они погибли за родину, а ты сидишь тут, ешь наш, советский хлеб, и никто не знает, какую страшную ты готовишь нам пакость. И люди смотрят на тебя в театре и хлопают тебе, подлому фрицу, не зная, какой театр ты разыгрываешь в Решме. Да, ты фриц, подлый фриц, хоть, может быть, ты и русский! Вот взять бы эту тарелку с горячим супом и запустить ее тебе в твою смазливую мерзкую рожу!.. Но я сразу же вспомнил совет Петра Сергеича: никогда не торопиться. «Поспешишь, — говорил он, — людей насмешишь». И еще: «Один непрошенный гость в тылу опаснее полка пехоты на фронте».
Не помню, как я распрощался. Фриц приглашал меня заходить и радушно пожимал мне руку. Рука у него была мягкая и теплая. Я старался не глядеть на него, чтобы он ничего не распознал в моих глазах. Маргарита, как всегда, проводила меня на крыльцо.
— Так значит, до завтра? — спросила она шопотом.
— До завтра, — повторил я. И крепко сжал ей руку, словно говоря: «Держись, крепись! Завтра все будет в порядке».
Ни ей, ни мне не могло даже притти в голову, при каких обстоятельствах мы встретимся еще сегодня.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой Иван Забегалов лицом к лицу сталкивается с «зеленой стрелой»
Я обещал Маргарите сообщить обо всем «куда надо». Но поверят ли мне? Скажут — девчонка выдумала или ей показалось. Я уж раз попал впросак, хватит. Эх, если бы здесь был Петр Сергеич! Но его не было, и я решил тотчас же итти к Проше.