— Нам строгого парня надо, — размышлял Михаил Егорович, кося в тарелку к брату. — Чтоб дисциплинку подтянул, чтоб в тресте к нему прислушивались.
— Новая метла всегда чище метет, надолго ли?
Тут дверь слегка приоткрылась и в комнату робко вошел сосед Игнатенков, муж тети Мани, поставил на стол бутылку и шлепнул рыбиной, перевязанной шпагатом.
— Слыхали, пролетарии, новый директор у нас?
Игнатенков тихонечко присел на край табуретки. Вообще-то в гости к Кузяеву он не ходил, но тут любопытство пересилило все остальные чувства. Он полагал, что директорский шофер уже много знает. Однако Петр Платонович молчал. Говорил Михаил Егорович, зубами вытягивая пробку из принесенной бутылки.
— Не тех... Не-а... Не тех, Игнатенков, у нас в директора выдвигают. Петь, дай посуду разлить. Рази в заводе нет своих кандидатур? Рази не найти? Вот ты, Игнатенков...
— Я чего?
— А ничего! К тому говорю, каких людей можно подыскать!
— Я ничего, — робко сказал сосед, — я смоленский.
— Ну а он тульский!
— Степа, — приказал отец, — достань из-за окна холодца, гостей угощать.
Говорили много и шумно, накурили — не продохнуть. Лампочка светила как луна в тумане. Сосед Игнатенков все порывался что-то сказать, но дядя Миша хватал его за колено и говорил сам. Наконец, сосед прорвался, это когда ужо оба дяди ушли и отец открыл окно, чтоб проветрить помещение.
— Вот шахматы, — без всякого вступления начал Игнатенков, глядя в угол печальными захмелевшими глазами. — Есть там в них сицильянская защита. Что за Сицилия? Где она? На хрен кому нужна. Но есть! А я сам смоленский. И вот смоленской защиты нет! Некому нас, смоленских, защитить. Эх, Петр Платонович, Петр Платонович...
Петр Платонович покачал головой, сказал соседу:
— Иван, зря ты мысли на меня держишь. Не враг я тебе.
— Да ведь, Петр Платонович, что такое враг?
Новый директор сразу же поставил перед Петром Платоновичем ряд вопросов, ответить на которые он не мог. Непонятный возникал человек! Вроде бы совсем простой, а вот поди ж ты, ехали утром на завод, возле Симоновского монастыря на трамвайной остановке толпились рабочие. «Тормози! — приказал, открыл дверцу, закричал: «Ребята! Я фамилий ваших не знаю, кто с АМО, залазьте! Всех не возьму, а четверых как раз...»
Не дело, решил Петр Платонович. Таким макаром авторитет не наживешь. Хмыкнул в усы. Директор заметил. Вечером возвращался домой, обернулся, спросил:
— Дмитрий Дмитриевич так не делал?
— Как так?
— Ну, подвозил он рабочих?
— Да ведь и не припомню, Иван Алексеевич, — слукавил Кузяев. — Много лет прошло.
— Хороший был?
— Что значит хороший... Толковый был. Свое дело крепко понимал. Здорово даже, а насчет подвозить скажу, вроде не случалось... Опять же времена другие, субординация и...
— Вот что, — нетерпеливо перебил директор, — у меня мысль есть, снова его на завод переманить.
— Не пойдет!
— Ты послушай, Петр Платонович. Я тут прикидывал и выходит, что надо мне с ним встретиться в домашнем каком-нибудь кругу, не иначе. Ну, приду я к нему в кабинет, секретарша доложит: Лихачев, разговора не будет. А надо бы сесть тихо, спокойно, пузыря на стол, то, другое, тары-бары, глядишь, и до дела доберемся. У тебя выход на него есть?
Петр Платонович задумался. Пожалуй, следовало бы прежде всего расспросить доктора Каблукова. Но Василий Васильевич находился в сложных обстоятельствах. Перед самой революцией он женился на милой барышне, сестре милосердия Клавдии Петровне. Года полтора назад жена ушла от доктора, и Василий Васильевич запил. К тому был еще и второй момент. Дворник Федулков стал управдомом, ходил с парусиновым портфелем, называл себя комендантом и изгалялся над доктором, как хотел. То, видишь ли, квартплата у того не плачена, то в комнате антисанитарные условия, тараканы лезут.
Требовалось поставить Федулкова на место и поговорить с доктором, тот мог вести дружбу с Бондаревым. Но вряд ли. И вдруг светлая догадка блеснула Кузяеву.
— Был у него один предмет... — сказал раздумчиво.
— Хороший предмет? — полюбопытствовал Лихачев.
— Дай бог всякому под пасху и под рождество. Елизаветой Кирилловной звали.
— Где она?
— В Москве. Замужем. Супруг ее профессор по электропечам. Шергин фамилия, я его на завод возил. А сама, рассказывали, предпочитает жить на даче в Пушкине.
— Откуда знаешь?
— Знаю. Так вот, видели у нее Бондарева. И если так, там на даче и встретитесь. Устрою, пожалуй. Это дело — на завод его вернуть. Разумный шаг.