Игорь моет руки в ванной. Льется вода.
— Грехи наши... Не то смешно, что жена мужа бьет, а то смешно, что муж плачет, — вздыхает отец.
— Ты о чем, Степан Петрович? — шепотом спрашивает Анна Сергеевна.
— Да ни о чем, мать. Ни о чем. Так просто. Пусть сами разбираются, ты не лезь.
Игоря надо кормить. «Что у тебя, мама, сегодня? Азу. Отличненько. И чай завари, а...»
— Как дела, инженер? — спрашивает отец.
— Я не инженер, я ворон.
— Дуся ты, а не матрос, — говорит Анна Сергеевна ласково и печально и отправляется в кухню.
Разговор идет о заводских новостях. Степану Петровичу передает привет какой-то Сорокин. «А, Ферапонт Петрович... И ему кланяйся, когда встретишь, Ферапонту».
— Как у вас в корпусе?
— Да ничего вроде. Нормальненько.
— Завтра заеду. Макнамара ревет, что коммуникации ему не подвели.
— А он всегда ревет. У Медведева неприятности.
— Слушай, мать, — шепчет Степан Петрович, когда Игорь выходит в переднюю позвонить, — может, это все опасения. Спокойный он, может, помирился с Наташкой?
— Не надо было их от нас отпускать, жили бы вместе, все в порядке было бы, никто никому не мешал.
— Умная ты.
— В тебя.
— Эх... Ух, Нюрка... Стыдно сказать... Сорок лет парню! Я в тридцать лет... Избаловала!
— Садись, Игорек. Садись. Геннадий Сергеевич, хотите азу? А мы тут без тебя вспоминали, Игорь.
— Вечер воспоминаний у нас.
— О чем?
— Да так, обо всем, — Степан Петрович вздыхает, откидывается в кресле, ему хочется, чтоб снова подкатила машина времени и пусть Игорь послушает тоже, как оно было, с чего начиналось и когда. Вся жизнь — автомобили, весь смысл — автомобили. Кончил техникум, вернулся на завод, работал инструктором ФЗУ, пел на демонстрациях: «Мы путь земле укажем новый, владыкой мира будет труд!» Уже итеэром был, а все на гармошке играл.
Педагогическая деятельность ему нравилась. Но когда умер отец Петр Платонович, к Лихачеву пошла делегация из гаража просить назначить молодого Кузяева на отцово место. «Они там мою кандидатуру обсудили по-шоферски и решили промеж себя, что я им вполне подхожу».
Лихачев выслушал делегатов, походил по кабинету, посокрушался: «Ты смотри, мать честная, Степка вырос! Вчера ж еще мальцом был». Подумал: гараж — дело не шуточное и дал добро. Стал Степан Петрович командовать гаражом.
Работы было много. И ездить самому приходилось много. Он любил за рулем. Молодым был. Силачом. Физкультурником. Нравилось, когда сыплет холодный дождь, а в кабине тепло, и на ум приходят разные мысли. Ровно гудит мотор. Отмахивают вниз-вверх щетки стеклоочистителя, и желто светится под рулем круг спидометра. Все движется! Совершает движение Вселенная, плывут по своим спиралям и орбитам разным там планеты, кометы и метеориты, малые атомы плывут и целые галактики, и равный среди равных, по таким же законам, живой, вместе со своим автомобилем движешься ты.
Из гаража перешел в помощники директора по транспорту, стал начальником цеха.
Помнится, в сорок втором, зимой, немцы к Волге рвутся, заскочил он к себе в кабинет, взять бумаги и ехать в наркомат, вошла к нему секретарша.
— Степан Петрович, вас тут женщина дожидается, говорит, она Алабина, Глафира Федоровна...
— Алабина? Не знаю... — вынул из стола папку с документами. Алабина? Алабина... Нет, не помнит! — скажи ей, Галочка, что некогда... Никак сегодня не получится. Отмени все.
Выскочил из кабинета, мельком увидел аккуратную старушку, похожую на кузнечика, с острыми локотками под платком, понял, что это и есть Глафира Федоровна, не знакомая совершенно, приложил папку к груди.
— Извините, мамаша. Лечу. В Кремль вызывают... Ради бога простите.
Кремль ввернул для солидности. И забыл. А через месяц в самолете — летел «Дугласом» на Урал, — раскрыл газету и прочитал, что гражданка Алабина Глафира Федоровна передает в фонд обороны большие деньги и ценности, доставшиеся ей от покойного супруга Алабина Николая Ильича.
Он ее по имени вспомнил. Это она приходила! А потом всплыло в памяти имя ее мужа, отец рассказывал, служил с ним на флотах такой Алабин Колька — Николай.
Вернулся в Москву, поинтересовался у секретарши:
— Глафира, старушка, помнишь? Адрес она свой не оставляла случаем? Вот жалость! Узнай через адресный стол.
— Узнали? — встрепенулся я.
— Сообщили, что уехала в эвакуацию. Эвакуировалась.
В 1945 году, сразу по окончании войны, начали они осваивать новый тогда мотор ЗИС-150. Не хватало опытных рабочих и мастеров: не все с фронта вернулись. Плохо было со снабжением, с оборудованием, а задача стояла во что бы то ни стало наладить серийное производство нового мотора, не снижая выпуска старого, и считалось, что моторный кузяевский цех — самый ответственный участок, как вдруг осенью, в серый дождливый день, Лихачев вызывает Степана Петровича к себе, говорит простуженным голосом: