Братья поселились у даниловского огородника, шустрого такого мужичонки, носик востренький кукишем, глазки как костяшки на счетах. Туда-сюда. Звали его Трепьев, а прозвище — Редькин-паша́. Редьку растил. Кроме Кузяевых, квартировали у паши еще пять душ. Сарай в дело пустил!
Петру Платоновичу с самого начала сказали, что будет он возить директора Бондарева. Но Бондарев сидел в Петрограде, и первое время приходилось возить кого придется. То Степана Павловича, то хмурого генерала Кривошеина, потом Сергея Павловича, его шофер заболел желтухой. Платили Рябушинские вдвое больше, чем Каблуков, но уж и цены кругом были не те. Что на рублик, что на копейку подорожало, идешь на базар — и на пятерку уже не полную корзинку тащишь, а половинку, дай бог.
Наконец, как-то в марте предупредили, чтоб с вечера готовил авто: утренним поездом приезжает директор. Петр Платонович заехал за Сергеем Павловичем на Никитскую, оттуда поспешили на вокзал. Он ожидал увидеть мужчину пожилого, многоопытного. Живот должен был быть у директора, шея, голос басовитый, прокуренный. Руки пухлые в перстнях, во рту сигара. Полковником выглядывать должен был! А Бондарев оказался совсем молоденьким. Чуть выше среднего роста, тонкий, глаза острые. Носил черную бороду, но не клинышком, как доктор, а «каклетой», усы над губой пострижены.
Господа не позавтракали, ничего, сразу приказали ехать на завод. Ну и ну, удивился Кузяев, краем глаза наблюдая за директором.
День был серый, мокрый. Но уж пахло весной.
— Вот и посмотрите Тюфелеву нашу рощу, — говорил Сергей Павлович, усаживаясь удобней. — Мы уж тут без вас соскучились. Томимся. Доехали хорошо?
— Вполне.
— Как в Питере погода?
— Все то же самое.
— Я интересовался автомобильным делом на Руссо-Балте, оказывается, ваши блиндированные автомобили хорошо себя показали в военных условиях?
— Жалоб не поступало.
— Ныне Путиловский завод взялся изготовлять броневые корпуса и ставит их на шасси «остин».
— Хорошая машина.
— Вы только подумайте! А вам сборку сериями в свое время наладить не удалось?
— К сожалению.
— Азия! Стамбул и Тьмутаракань... Но вы ведь перешли на метрическую систему и ввели строгий контроль всех деталей и готовых машин?
— Не вполне, Сергей Павлович. Стремились к этому...
— Понимаю вас, кругом трудности.
— Надо было раньше начинать. Запоздали мы, а за опоздание дорого платить приходится.
— Как раньше? Это легко сказать! Теперь мы все умные, Дмитрий Дмитриевич, — обиделся Рябушинский. — Я помню, еще лет семь назад, вы не поверите, доказывать приходилось, что автомобиль необходим России! Что он ее жизнь изменит. О чем вы! Бывало, у Алабина-старика заполночь спорили...
— Георгий Николаевич предупреждал.
— Ну, не совсем, не совсем так, друг мой. Между нами, старикан выжил из ума. Когда правительство предложило займ на строительство автозавода, он отказался! Столько было разговоров, столько слов красивых. А как дело началось, где он, Алабин? И нет его. Типичный сплав европейского прагматизма и нашего азиатского хамства. Сдвинуть Россию на дорогу прогресса посредством автомобиля мечта неосуществимая. Много другого еще потребуется.
— Кто спорит?
— Да, да, моря утюгом не нагреешь...
Ехали по Садовой к Таганке. Колыхались рядом конские морды, трамваи скрежетали на поворотах. Чем дальше от центра, тем больше было снега, а как въехали в Симоновскую слободу, то показалось, что совсем зима, кругом снег. Заледенелые сугробы тянулись вдоль домов, не белые, а будто поперченные угольным дымом. Слобода была фабричная. За деревянными домишками вставали кирпичные, красные корпуса с пыльными квадратами окон. Дымили трубы. Завод «Динамо», фабрика Цинделя, нефтесклады Нобеля... Все здесь было какое-то замусоленное, и свет не такой, как над остальным городом, и запах слюнявый. В узкой небесной просини показалось солнце, но без радости, брызнуло на слободской снег спитым трактирным чаем, и опять потемнело.
Въехали в Тюфелеву рощу. Вековые сосны стояли в снегу. Дальше пути не было. Из деревянной крашеной будки выскочил сторож, но, узнав Рябушинского, ближе подойти не решился. Стоял в стороне, таращился, скинув шапку. Ветер с Москвы-реки трепал его волосы.
— Вот, — сказал Сергей Павлович, — здесь и будет наш город заложен.
— Место вполне подходящее, — отозвался Бондарев. — В натуре даже лучше, чем на планшетах.
— Старались, Дмитрий Дмитриевич.
Вечером Петр Платонович рассказывал братьям о новом директоре, и сам удивлялся:
— Совсем молоденький! Ну, что наш Васька!