Природа остается невозмутимой к проявлению наших чувств, и то, что своими эмоциями мы не возбуждаем в ней сходных переживаний, приносит своего рода утешение, которое помогает смягчить одиночество от нашей потери.
В первые несколько лет, последовавших за смертью моего отца, меня тянуло на природу, но не в сад, а к морю. Его прах был погребен недалеко от его родового дома на южном побережье, в водах Солента – оживленного канала, где сновало множество лодок и кораблей. Но именно на длинных уединенных пляжах северного Норфолка, где редко увидишь лодку, я находила для себя наибольшее утешение.
Широкие горизонты были самыми широкими из тех, какие я когда-либо видела. Казалось, что это край мира, и здесь я была настолько близко к отцу, насколько это вообще тогда было возможно.
Изучив работы Фрейда для одной из своих курсовых, я заинтересовалась функционированием разума. Я отказалась от своего плана получить докторскую степень по литературе и решила, что буду учиться на врача. Затем, на третьем курсе медицинского института, я вышла замуж за Тома, для которого садоводство было образом жизни. Я решила, что если ему это нравится, то и мне понравится тоже, но, честно говоря, я все еще была настроена по отношению к садоводству довольно скептично. Тогда это занятие казалось мне еще одной рутиной, которую необходимо было выполнять, хотя, разумеется, приятнее (пока светит солнце) находиться на открытом воздухе, чем в доме.
Несколько лет спустя мы вместе с нашей малышкой Розой переехали в одну из переоборудованных под коттеджи фермерских построек недалеко от дома семьи Тома в Сердж-Хилл в Хартфордшире. В течение следующих нескольких лет к Розе присоединились также Бен и Гарри, в то время как мы с Томом погрузились в создание сада с нуля. «Амбар», как мы назвали наш новый дом, был окружен полями, и его расположение на холме, обращенном к северу и открытом всем ветрам, предполагало, что нам прежде всего нужно создать какое-то укрытие. Мы разбили несколько участков на каменистом поле вокруг нас, посадили деревья и живые изгороди, сделали плетеные ограждения; мы также трудились над тем, чтобы улучшить качество нашей земли. Все это было бы невозможно без огромной помощи и поддержки со стороны родителей Тома и нескольких наших друзей. Когда мы устраивали «вечеринки по сбору камней», Роза вместе со своими бабушкой и дедушкой, тетями и дядями тоже наполняла бесконечные ведра камнями и галькой, после чего их увозили.
Я ощущала, что физически и эмоционально буквально «лишена своих корней», и теперь нуждалась в восстановлении чувства дома, но даже тогда я все равно не осознавала, что садоводство может сыграть определенную роль в том, чтобы я могла «пустить корни». Гораздо лучше я осознавала значение сада в жизни наших детей. Они устраивали себе в кустах логова и укрытия и часами обитали в мирах, которые создавали в своем воображении, так что сад был местом фантастическим и реальным одновременно.
Я видела, как ежедневно творческая энергия Тома и его видение воплощаются в нашем саду, но только когда наш младший сын Гарри стал делать свои первые шаги, я, наконец, начала выращивать растения сама. Я заинтересовалась пряными травами и погрузилась в изучение книг о них. Новые знания привели к экспериментам на кухне и к появлению небольшого садика с травами, который стал «моим». Не обошлось без садоводческих «напастей», среди которых были ползучий огуречник и неубиваемая мыльнянка, но еда, приправленная всевозможными домашними пряными травами, несомненно, улучшала качество нашей жизни, так что оттуда было уже недалеко и до выращивания овощей.
Тогда мне было за тридцать и я работала младшим психиатром в Национальной службе здравоохранения. Садоводство давало видимые результаты моих усилий и стало контрапунктом моей профессиональной жизни, где я имела дело с гораздо более нематериальными свойствами психики и ума. Работа в больничных палатах и клиниках была преимущественно жизнью в закрытом пространстве, в то время как садоводство вытаскивало меня на улицу.
Я открыла для себя удовольствие бродить по саду, когда внимание свободно плавает, ни на чем не фокусируясь, я просто наблюдаю, как растения меняются, растут, увядают, плодоносят. Постепенно мое отношение к таким обыденным задачам, как прополка, рыхление и полив, изменилось; я пришла к пониманию того, что важно не столько просто выполнять их, сколько осознанно участвовать в этих процессах. Полив успокаивает, если вы не спешите; и, как ни странно, когда вы его заканчиваете, вы, как и растения, чувствуете себя освеженным.
Самое большое наслаждение от садоводства, которое я получала тогда и получаю до сих пор, – это выращивание растений из семян. В семенах нет никакого намека на то, чем они станут, их размер не имеет никакого отношения к дремлющей внутри жизни. Бобовые пробуждаются резко и не очень изящно, но с самого начала вы чувствуете их буйную, хулиганистую энергию. Семена табака такие мелкие, как частички пыли, – даже не видно, где вы их посеяли. Кажется невероятным, что из них когда-нибудь что-то вырастет, не говоря уже о том, что они подарят вам облака ароматных цветов, и все же это происходит. Я чувствую, как новая жизнь пробуждает во мне привязанность: я специально возвращаюсь, чтобы проверить все свои семена и саженцы; вхожу в теплицу, задерживаю дыхание, не желая ничего нарушать – тишина жизни, которая только зарождается.